45 
Малколм натянул поводья и поднялся на вершину холма. Отсюда была видна вся долина и в конце ее — поместье Грейлинг.
Прекрасный июньский день был не слишком жарким, дул ветерок, колыша верхушки деревьев и наливающиеся колосья пшеницы. На ясном небе плыли редкие белые облака, ярко зеленела трава, ибо лето выдалось не засушливым, и можно было ожидать неплохого урожая, если в оставшиеся два летних месяца будет достаточно солнечных дней.
Стояла какая-то удивительная тишина, вокруг было красиво и покойно. Такие пейзажи встречаются только в Англии. Наслаждаясь открывшимся взору видом, Малколм вздохнул. Но это был не печальный вздох, а скорее вздох, выражающий удовлетворение.
«Все это мое, — думал он. — И дано мне, чтобы я сберег это и ради этого жил».
Тишину нарушила Марсия. Нагнувшись, она успокаивающе потрепала по холке серую лошадь, которая мотала головой и позвякивала сбруей.
— Вы гордитесь этим, Малколм? — внезапно спросила она.
Малколм вздрогнул от неожиданности и едва заметно покраснел. Она, угадав его мысли, словно поймала его на чем-то предосудительном. Но он не стал отпираться.
— Да, горжусь.
В последние два месяца у них вошло в привычку вместе совершать по утрам прогулки верхом. С того момента, как Марсия приехала в Грейлинг, она твердо решила, что будет ездить верхом, и ничто не сможет ей помешать в этом.
Раздобыв бриджи, она совершала прогулки даже без сапог, которых у нее пока что не было, несмотря на то что стремена натирали лодыжки. Она терпеливо ждала, пока пришлют из Лондона заказанную одежду для верховой езды, но времени не теряла.
В раскрасневшейся и возбужденной, похожей на школьницу Марсии трудно было узнать печальную девушку с печатью несчастья на лице.
Когда Джеральд впервые увидел Марсию в седле, его поразили отличная посадка и уверенные руки, что так редко встречается у женщин-наездниц. Но прошел почти месяц, прежде чем это заметил ее муж.
Начав ездить верхом, Марсия в тот же день сказала ему об этом, а неделю спустя Джеральд, скорее ради Марсии, а отнюдь не по другой причине, попросил Малколма не продавать лошадей, и тот согласился.
Однажды утром, просматривая счет на пшеницу и овес и недовольно хмуря брови, Малколм услышал стук копыт за окном — это Марсия вернулась с прогулки.
Первым его побуждением после знакомства со счетом было вызвать Джеральда и еще раз напомнить ему, что следует воздерживаться от подобных расходов, но он вдруг передумал и, позвонив, вызвал дворецкого.
— Барнет, — начал он, как только дворецкий появился в дверях, — завтра утром я буду сопровождать ее светлость во время прогулки, поэтому позвоните в Лондон в мой клуб, чтобы прислали багаж, который я там оставил. В нем вы найдете костюм для верховой езды.
Утром следующего дня, одеваясь для прогулки верхом, Малколм остался недоволен собой. За последний месяц он прибавил в весе, и его бриджи были тесны в поясе. Глядя в зеркало, он обнаружил, что у него злой взгляд, а лицо, смотревшее на него из зеркала, напомнило то, что он уже видел в нем в день своего сорокалетия. Малколм отшатнулся.
«Ведь это было совсем недавно, — подумал он. — Почему же я чувствую себя безумно постаревшим?»
В день сорокалетия он чувствовал, что постарел лишь телом, теперь же ощущал себя старым и телом, и душой.
На мгновение он представил себя выжившим из ума стариком, затем свой последний путь в маленькую серую церквушку, и наконец — могильную плиту рядом с родителями.
— Что за бредовые мысли лезут в голову! — в сердцах воскликнул он.
Воображение снова возобладало над разумом, однако, спускаясь в холл, он чувствовал, каким медленным и тяжелым стал его шаг, куда-то исчезла былая легкость и упругость походки.
Марсия не удивилась, когда он появился в конюшне. Поздоровавшись с ней и кивнув груму, Малколм сел на приготовленную ему лошадь.
Когда они покидали двор, Марсия заметила, как уверенно и свободно Малколм чувствует себя на крупной гнедой кобыле, на которой ездил его дядя.
Мужчина верхом на лошади, если, конечно, он умеет ездить, всегда выигрывает. Малколм никогда еще не смотрелся так хорошо. Он и Марсия были без головных уборов.
Они неторопливо ехали рядом, и грум, служивший в поместье еще мальчишкой, одобрительно проводил их взглядом.
— Хорошая пара, ничего не скажешь, — пробормотал он себе под нос.
45 
