Лёгкий, ненавязчивый романчик 
98 
Солдаты армии Союза жгли костры из банкнот Конфедерации, варили кофе и жарили бекон на глазах у голодающих жителей Саванны.
Янки обшарили буквально весь город; на третий день небольшой отряд явился в лечебницу для умалишенных, которую возглавлял доктор Брин.
Охрана безропотно открыла солдатам ворота, и они проследовали по огромным коридорам. Персонал от страха попрятался кто куда; только больные, пребывавшие в собственных туманных мирах, оставались на своих местах.
На стене кабинета доктора Брина висел лист со следующей строфой:
- Свет струится, тень ложится,
- на полу дрожит всегда,
- И душа моя из тени, что волнуется всегда,
- Не восстанет — никогда[16].
Хотя офицеры-янки не имели понятия, кому принадлежат эти строки, мрачная атмосфера стихов проникла в их сердца, и один из них пробормотал:
— Очень весело!
— Эти стихи — плод больного воображения, — услужливо подсказал доктор Брин. — Эдгар По был достоин того, чтобы завершить свои дни в нашем заведении. Ему было свойственно болезненное видение мира.
— А если этот мир в самом деле болен? — задал вопрос офицер и, не дожидаясь ответа, приказал: — Покажите нам больницу, доктор. Мы должны все осмотреть.
— С какой целью, господа? — осторожно произнес Генри Брин.
— Мы должны убедиться в том, что здесь не укрылись государственные преступники из числа мятежных южан.
— Лечебница для душевнобольных не совсем подходящее для этого заведение! — усмехнулся доктор Брин.
— Почему нет? На их месте я бы спрятался именно здесь.
Солдаты обошли почти все здание, но не обнаружили ничего подозрительного. Когда они приблизились к отделению для буйных, доктор Брин попытался преградить им путь.
— Здесь содержатся самые тяжелые, неизлечимые больные. Ваше… вторжение может их напугать.
— Мы не собираемся причинять им зла. Наша задача сделать так, чтобы все граждане, в том числе и ваши пациенты, подчинялись законам Соединенных Штатов, — веско, хотя и совершенно невпопад произнес офицер, и врач был вынужден отступить.
Вид стонущих, бормочущих, кричащих, лишенных разума людей произвел неизгладимое впечатление даже на повидавших ужасы войны, закаленных в боях солдат. Не менее тяжким оказался вид приспособлений, которые применялись для их лечения, равно как и условий, в которых содержались больные. Все эти прикованные цепями кружки и миски, смирительные кровати и стулья… В одном из помещений солдаты обнаружили молодую женщину, на голову и тело которой был надет мешок.
У нее было тонкое, бледное, точно фарфоровое лицо, на котором, казалось, жили только глаза; пронзительно-зеленые, окруженные глубокими тенями, они смотрели через тонкую ткань, будто сквозь туманную пелену. Встретившись с ними взглядом, молодой офицер-янки по фамилии Парнелл невольно содрогнулся и пробормотал:
— По-моему, эта больная вот-вот испустит дух. — И приказал солдатам: — Развяжите-ка ее!
Когда доктор Брин попытался протестовать, офицер спросил, зачем женщину поместили в мешок, и получил ответ:
— Для того чтобы она поняла, что разрушительные действия бесцельны и начала считаться с действительностью.
— Сдается, ей станет лучше, если мы несколько изменим ее нынешние представления о том, какова эта действительность, — заметил Парнелл.
Когда женщину освободили, она тут же задала вопрос:
— Какой сейчас год?
— Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый, мэм, — ответил изумленный офицер.
— Кто вы? — спросила она, без малейшего страха обведя глазами людей в синих мундирах и нарочито игнорируя доктора Брина.
Парнелл щелкнул каблуками.
— Офицер армии генерала Шермана, мэм. Мы защищаем и освобождаем территорию Союза.
— Я рада вам. Я знала, что вы придете, — с глубокой уверенностью промолвила она и попросила: — Выведите меня отсюда!
— Хоть кто-то нам рад, — усмехнулся Парнелл, а доктор Брин торопливо произнес:
— Эта женщина тяжело больна, ее нельзя выпускать!
— Не слушайте его. Я должна уйти. Я потеряла слишком много времени. — Она старалась держаться спокойно, но в ее голосе против воли нарастало волнение. — Вы должны меня спасти!
Офицер колебался, и, видя это, доктор Брин не замедлил вставить:
— Очутившись за воротами лечебницы, эта женщина неминуемо погибнет!
98 
