Особенно,... 
32 
— Безусловно, справитесь, — уверенно ответила Джин. Она хорошо знала, что Лиз была отличным адвокатом, способным с успехом действовать самостоятельно. Конечно, работать в паре с Джеком ей было бы легче, однако дело было не только в той помощи, которую он подчас ей оказывал. С его смертью Лиз утратила уверенность в себе, утратила мужество и своеобразный кураж, без которого не может обойтись ни один адвокат. Она так и сказала Джин, но секретарша только покачала головой.
— Вот увидите — вы справитесь, — повторила она. — А я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам.
— Я знаю, Джин, знаю, — вздохнула Лиз. — Ты и так уже сделала для меня гораздо больше, чем любой другой человек на твоем месте. — Она бросила взгляд на новенький ковер, потом снова посмотрела на Джин, и глаза ее наполнились слезами. — Спасибо… — прошептала она и, поднявшись, пошла в кабинет Джека, чтобы разобрать дела.
В половине шестого вечера Лиз все еще работала. Наконец ей пришлось буквально заставить себя убрать папки в сейф — до завтра. Ей не хотелось возвращаться домой слишком поздно, потому что она знала, что дети будут ее ждать. Но работы все еще оставался непочатый край. Она могла бы в течение месяца сидеть в конторе сутками напролет и все равно не переделать всего. Лиз взяла домой полный кейс бумаг, чтобы проглядеть их перед сном, но это была капля в море. Кроме того, в конце недели ей предстояло защищать интересы клиентов в суде, а к этому тоже надо было готовиться.
Когда Лиз вернулась, ей сразу показалось, что в доме как-то необычно тихо. Она даже решила, что дома никого нет, но, заглянув в кухню, обнаружила Кэрол и Джеми. Кэрол только что испекла печенье с шоколадной глазурью, и Джеми задумчиво грыз одно из них, запивая молоком. Он даже не посмотрел на мать и не сказал ей ни слова, и Лиз почувствовала, как сердце ее сжимается от жалости и беспокойства.
— Как дела в школе, дорогой? — спросила она, делано улыбаясь сыну.
— Не очень хорошо, — честно ответил Джеми. — Мне было очень грустно. Одна учительница даже плакала; она сказала, что ей жалко нашего папу.
Лиз кивнула. Она отлично понимала, что чувствует Джеми. За сегодняшний день она сама несколько раз начинала плакать, когда посторонние выражали ей свое сочувствие. Полицейский, мальчик-посыльный, который принес ей бутерброды в офис, аптекарь, к которому она зашла, чтобы получить лекарство для Джеми, еще несколько знакомых, встреченных на улице, — все они руководствовались самыми лучшими побуждениями, но от этого Лиз было не легче. Стоило кому-то сказать, что он сожалеет, и Лиз не могла сдержать рыданий. Это слово буквально убивало ее. Пожалуй, ей было бы легче, если бы все они молчали или делали вид, будто ничего не произошло.
— Как остальные? — спросила Лиз у Кэрол, опуская на стул кейс с бумагами, принадлежавший ее мужу.
— А зачем ты взяла папин портфель? — неожиданно спросил Джеми, беря из вазочки еще одно печенье.
— Мне нужно было просмотреть кое-какие его бумаги, — ответила Лиз, и Джеми удовлетворенно кивнул.
— Рэчел плакала, — сказала Кэрол. — Но Меган и Энни, как обычно, звонили своим ухажерам. Питер еще не возвращался.
— Он обещал научить меня кататься на моем новом велосипеде, а сам не учит, — вставил Джеми и погрустнел еще больше. В самом деле, все это время его красный велосипед сиротливо стоял в углу гостиной; лишь изредка мальчуган подходил к нему, трогал черное кожаное седло или педали и вздыхал.
— Может быть, сегодня поучит, — сказала Лиз, желая утешить сына, но Джеми печально покачал головой и отложил в сторону недоеденное печенье. Как и остальные, в последнее время он совершенно потерял аппетит и даже как будто немного похудел.
— Я не хочу учиться кататься, — заявил он. — Больше не хочу…
— О’кей, — кивнула Лиз и, погладив Джеми по волосам, наклонилась, чтобы поцеловать в щеку. Он не отстранился, но и не прильнул к ней, как бывало, и Лиз почувствовала, что у нее снова защемило сердце. К счастью, в этот момент в кухню вошел Питер, который немного отвлек ее от грустных мыс-лей.
— Привет, Пит, — сказала она. Спрашивать, как прошел день, Лиз не стала — она отлично видела это по его лицу. Питер был мрачен и серьезен; казалось, за прошедшие дни он повзрослел лет на пять, если не больше. Пожалуй, это произошло со всеми ее детьми, и не только с ними: Лиз и самой подчас казалось, что ей теперь не меньше ста лет.
32 
