77 
– Молодец, Блейк, ты хорошо пообедал, – негромко похвалила она его, но он ничего не ответил. Ей показалось, что он еле заметно кивнул, но, может быть, она ошиблась. – Жалко, что тебе не достались макароны с сыром. Хочешь поесть сейчас?
Он замялся, потом кивнул, и Тимми пошла на кухню и положила на тарелку оставшиеся макароны, принесла в столовую и поставила перед мальчиком на стол. Он взял тарелку, опустил на пол, сел рядом с ней и принялся есть макароны руками. Тимми ничего не сказала сестре, которая в эту минуту вошла в столовую и, увидев эту картину, с улыбкой кивнула. Да, Тимми на верном пути. Она чувствовала какую-то удивительную связь с этим мальчиком, может быть, потому, что он похож на нее. Он был заперт в темнице молчания, и ее сердце сжималось при мысли о том, какой ужас загнал его туда. Одному Богу ведомо, что с ним происходило, когда он жил с матерью, ее ли жестокость так его искалечила, или постарались ее дружки. Он стал еще более страшной жертвой ее образа жизни, чем она сама. Перед кошмарами, которые ему пришлось пережить, пасует самое яркое воображение. Родился он в Сан-Франциско, матери было шестнадцать лет, и она была уличной проституткой в Хейт-Эшбери. Зарабатывала она себе на жизнь таким способом уже два года. После рождения сына она перебралась в Лос-Анджелес, и тут аресты пошли один за другим. В первый раз мальчика взяли в патронатную семью, когда ему было шесть месяцев. До этого она то и дело бросала его на приятелей, а когда наконец попала в тюрьму, оставила у торговца наркотиками. К шести годам Блейк навидался такого, что и в страшном сне не приснится, непонятно, как он вообще остался жив. Сейчас он съел все макароны, что Тимми положила на тарелку, взглянул на нее и улыбнулся.
– Ну вот, теперь ты, я думаю, сыт? – с улыбкой спросила Тимми. – А может быть, еще? – Он покачал головой и улыбнулся в ответ на ее улыбку. Улыбка чуть тронула его губы, но все же это была улыбка. Тимми протянула к нему руку, хотела взять его за ручку, но он отпрянул. – Извини, я не хотела тебя испугать, – сказала она доверительно, словно они дружески беседовали, – да она и в самом деле с ним дружески беседовала. – Меня зовут Тимми. А ты, я знаю, Блейк.
Его взгляд ничего не выразил, он просто смотрел на нее, будто не слышал ее слов, потом пошел прочь. Тимми не хотелось, чтобы он так сразу ушел, но, видно, ему было довольно общения для одного вечера, на большее его не хватило. Он сел на пол в углу столовой и продолжал смотреть то на Тимми, то на сестру, которая пришла из кухни протереть стол губкой. Тимми немного поговорила с ней, потом снова обратилась к Блейку.
– Хочешь подняться наверх и послушать сказку? – предложила она ему.
Тимми пора было ехать в Малибу, но она не могла оторваться от Блейка. Она вдруг почувствовала, что накрепко связана с ним, такого она никогда не испытывала ни к одному из детей в приюте. При виде этого мальчика у нее разрывалось сердце. Она не могла понять почему, но мелькнула смутная мысль, а вдруг это сама судьба подстроила их встречу. Может быть, откуда-то с небес об этом позаботился Марк? Как бы это было хорошо, если так. Все двенадцать лет после его смерти в сердце Тимми была мучительная пустота. Она знала, что никто эту пустоту не заполнит, и уж конечно, не этот мальчик, но на какое-то мгновение пустота в сердце перестала его разрывать, теперь оно разрывалось от сострадания к Блейку. Она еще раз предложила ему послушать сказку, и он покачал головой. Он все так же сидел молча в углу и с испуганным видом глядел на Тимми и на сестру. Но он хотя бы наелся. Худой он был как скелет, весил, наверное, в два раза меньше, чем положено, – как почти все дети при поступлении в приют, особенно если их забирали от собственных родителей, которые не только не заботились о них, но и не кормили. В патронатных семьях им уделяли хоть какое-то внимание и почти всегда прилично кормили. Блейк изголодался, он жадно проглотил все, что Тимми ему дала. За ужином он съел больше, чем она. Она посмотрела на него и снова улыбнулась.
– Блейк, я скоро уезжаю. Хочешь, отведу тебя наверх в комнату отдыха?
Приближалось время сна, но сначала детям почитают сказку, а после сказки они примут душ. Тимми с удовольствием искупала бы его в теплой пенной ванне, как когда-то купала маленького Марка, но устанавливать здесь ванны было бы непрактично, слишком уж много детей, пришлось ограничиться душевыми кабинками. Он в ответ на ее вопрос покачал головой и больше не делал попыток приблизиться к ней. Тимми еще раз поглядела на него с улыбкой и ушла вместе с сестрами из столовой. Они сказали ей шепотом, что он сам потом поднимется за ними наверх. Он всегда поднимается – и после завтрака, и после обеда, и после ужина. Держится от них на расстоянии, как сейчас от Тимми, хотя и положил ей голову на колени во время ужина и позволил погладить себя по голове. В первый раз за все время в приюте он допустил, чтобы до него кто-то дотронулся, и теперь сестры хотя бы знали, что рано или поздно он вытерпит и их прикосновение, а ведь некоторые дети совершенно не могли этого вынести. Тимми сказала об этом сестрам, когда они вышли из столовой, и поднялась вместе с ними в комнату отдыха, где дети играли в разные игры, складывали пазлы, смотрели по телевизору фильм, пока не настанет время идти принимать душ.
77 
