Особенно,... 
103 
Никто не видел, как Эвиан вышла со двора тем самым окольным путем, каким Надин некогда бегала на свидания с Арни.
Остановившись на холме, она смотрела вниз, на бледно-зеленые пастбища и необъятные пространства лесов. В сравнении с их насыщенно-изумрудным и ярко-осенним покровами небо казалось вылинявшим. Над острыми пиками гор стелились тонкие белые облака.
По пастбищам разбрелись овцы, напоминавшие бесчисленные белые пятнышки, иногда разрозненные, а порой сливавшиеся в нечто, похожее на клубы дыма или морскую пену.
Здесь почти всегда гулял ветер. Когда он был особенно сильным, по макушкам деревьев словно шел морской вал. Сочетание незыблемости и вечного движения казалось чудом. В этом краю человек мог легко ощутить свою малость, незначительность, ничтожность и вместе с тем был способен обрести невиданные силы.
Эвиан впервые подумала о свободе и вольности этих мест, открывающих такие возможности, о каких не способен догадаться тот, чья душа заперта в невидимой тюрьме.
Спустившись с холма, она побежала к оленьей тропе. Ветер поднимал ее подол и овевал обнаженную плоть — это было подобно запретной ласке.
Тропа… жила и ждала. Здесь виднелось много свежих следов — на земле и деревьях. Эвиан остановилась. Она не ожидала, что ей повезет, и все же не удивилась, увидев оленя. Это был молодой самец, и он не стоял, гордо глядя на нее, а лежал, прижав морду и шею к земле.
Эвиан знала, что он не ранен и не болен, а просто притаился, ожидая, когда человек пройдет мимо. Когда она намеренно махнула рукой, как бы отпуская его на свободу, он встрепенулся, вскочил и унесся прочь, словно подгоняемый ветром.
Тени, падавшие от сосен, были густыми и темными, тогда как тени лиственниц напоминали изящное кружево. Здесь не было игры солнечных бликов, и лес казался мрачным, даже зловещим. В нем не чувствовалось никакого движения. Ветки цеплялись за платье Эвиан, царапали голые ноги, оставляя на них тонкие красноватые отметины.
Она верила, что найдет его здесь; так и случилось. Эвиан остановилась и смотрела на него. От сильного, свежего запаха земли, воды и сосновой смолы кружилась голова.
Эвиан вновь увидела то, что поразило ее, когда она встретила его среди бандитов: разрушительное воздействие жизни, опустошенную душу и ожесточившееся сердце. Пропасть, отделявшую этого Кларенса от того, каким он был прежде. Но сейчас ей казалось, что через эту пропасть можно перешагнуть.
Эвиан знала, что ей надо рассказать и объяснить ему бесконечно много, и точно так же чувствовала, что в этот миг можно обойтись без слов. Она ощущала нечто странное. Вчерашний день был бесконечно далек, а завтрашний мог никогда не наступить. Она должна была принять решение уже сегодня.
Она зажмурилась, а потом вновь распахнула глаза.
— Ты? — произнес Кларенс. — Что ты тут делаешь?!
— Я надеялась встретить тебя на оленьей тропе. Арни сказал, что ты ходишь сюда.
Кларенс кивнул, а потом спросил:
— Зачем ты хотела меня видеть?
Эвиан молчала, и тогда он добавил:
— Я все знаю. Я уйду, и я отпускаю тебя туда, где ты можешь быть счастлива.
— Зана сказала, что впервые я встречу свою судьбу на тропе, которую протоптали олени, а окончательно — на железной дороге.
— Заны больше нет, и ее слов тоже. Они были произнесены давным-давно и канули в никуда.
Эвиан подошла ближе.
— Ты действительно хочешь уехать?
— Я не могу перекладывать свой груз на тебя. Это жестоко.
— Когда-то мне казалось, что ты — единственный человек, способный понять, что несу я. Потому и ушла с тобой.
Он покачал головой.
— Я не думал ни о каком грузе. Мне нужна была только ты.
— Разве сейчас не может быть наоборот?
Он вздохнул.
— Теперь ты богата, а у меня по-прежнему ничего нет.
— Я никогда не поверю, что тебе будет нужно что-то, кроме моей любви.
Услышав желанное слово, Кларенс едва не задохнулся. Это казалось чудом, а он давно не верил в чудеса.
Проглотив комок в горле, он произнес:
— Все это слишком сложно.
Эвиан знала способ, как сделать сложное простым. Нагнувшись и расшнуровав ботинки, она сняла их и ступила в прохладную воду. Местами поток крутился вокруг камней, и ее обдало мелкой водяной пылью.
Кларенс, не двигаясь, смотрел, как она переходит ручей и выбирается на берег. Стоять босиком на усыпанной иголками земле было больно, и Эвиан поморщилась. Когда она пошатнулась, Кларенс невольно обнял ее и привлек к себе. Она была живая и теплая, и в ней нервно стучала кровь — то ли от волнения, то ли от тех ощущений, которые было так легко спугнуть.
103 
