Когда ему перевалило за сорок, он женился на молодой девушке — дочери некой титулованной особы, и их свадьба дала повод для всеобщих пересудов.
Герцог Данбриджский старался во всем подражать королю Георгу Четвертому. Поговаривали, будто он занял часть самых эффектных одеяний, в которые Его высочество облачался во время своей коронации. Его называли самой грузинской птицей Востока (полагали, что в переводе имя Георгий означает «грузинский»).
Теперешний герцог Данбриджский был четвертым, кто носил этот славный титул и имя.
На балу он появился, как и его предок, в экзотическом наряде. Алый бархатный шлейф сверкал вкраплениями из блесток — золотых звездочек. Широкополую испанскую шляпу украшали страусовые перья.
Если герцогу столь необычный костюм придавал фантастический вид, то его пара — Элоиза — решила затмить его и всех прочих гостей бриллиантами Низама.
На ее голове возвышалась огромная тиара , сверкающая бриллиантами словно корона.
Десять нитей крупных бриллиантов спускались до талии.
На каждой руке было по несколько браслетов, в ушах — серьги с бриллиантовыми подвесками, почти касавшимися плеч.
Подобные наряды носили невесты при первых герцогинях.
Сзади тащились целые ярды шлейфа.
Конечно, этот длинный хвост модного в седую старину свадебного платья не мог произвести на зрителей такого эффекта, как блиставшие на Элоизе бриллианты.
Позднее граф, к своей великой радости, узнал, что Элоиза хоть и заслужила аплодисменты, но в гораздо меньшей степени, чем Люпита.
Он уже слышал, как некоторые гости отпускали грубые шутки по поводу нелепой шляпы Данбриджа.
Граф как раз с пристрастием рассматривал эту шляпу, когда миссис Асквит, одетая в костюм восточной укротительницы змей, обратилась к нему:
— Что происходит, Ингрэм? Я думала, вы придете с Элоизой Брук.
Марго Асквит слыла самой опасной сплетницей в лондонском обществе.
Поэтому граф немного поколебался, прежде чем ответить. Пользуясь его молчанием, она взглянула на Люпиту и заметила:
— Конечно, увидев, с кем вы пришли, я все поняла. Она исключительно изящна!
Графа вдруг осенила одна мысль, и он наклонился к уху миссис Асквит, чтобы прошептать:
— Пожалуйста, будьте осторожны и пока о нас ни с кем не говорите. Все произошло так быстро, что мы не успели поговорить с нашими семьями.
У Марго Асквит загорелись глаза.
Для нее не было большего наслаждения, чем первой узнавать о чьей-нибудь тайной помолвке или любовном приключении.
— Конечно, дорогой, я буду крайне осмотрительна.
Она ласково погладила графа по руке и удалилась.
Он знал; что она будет в состоянии держать эту информацию за зубами целую минуту. А потом расскажет персонально каждому из присутствующих в зале, что граф Ардвик не помолвлен с Элоизой Брук, как все думали, И что теперь его новая любовь — леди Люпита Ланг.
Даже не оглядываясь, он понял, что все Дауджеры смотрят в его сторону и перешептываются.
Граф взял Люпиту за руку и повел в сад.
Здесь между деревьями висели гирлянды китайских фонариков, и дорожки освещались снизу волшебными огнями.
Люпита была слишком молода, наивна и бесхитростна, чтобы осознавать: находиться одной в саду с молодым человеком — слишком нескромно и неосторожно. Любая строгая мама ни за что не разрешила бы дочери-дебютантке без сопровождающей покинуть танцевальный зал.
Граф был уверен, что за Люпитой наблюдают из окон, и указал ей на нескольких гостей, смотрящих на нее.
Потом граф с Люпитой вновь окунулись в фантасмагорический мир маскарада.
Люпита была потрясена, увидев костюм принца Уэльского; потом присоединилась к хохочущим над графиней Вестморлендской — она подобно Гебе несла чучело огромного орла на плечах, которое явно мешало ей танцевать.
Но самой забавной была, несомненно, американка миссис Роуленд, которая изображала музу Евтерпу, покровительницу лирической поэзии. В ее прическу были вплетены электрические лампочки; они зажигались от лиры, которую она несла в руках.
Толпы странно наряженных людей вызывали у Люпиты естественное любопытство.
А граф так увлекся разнообразием происходящего, что даже на некоторое время забыл, как чудовищно обошелся с Элоизой.
Однако позднее, когда он слышал, как люди критиковали ее за демонстрацию драгоценностей, считая это вульгарным, он понял, что поступил правильно.
«Ну и поделом ей!»— подумал обиженный граф.