Но позже все было кончено. Мануэль вскочил, как будто ничего не случилось. Я, в отличие от него, был скорее мертв, чем жив, но тут докторша направилась прямо ко мне, одним движением освободилась от маски на своем лице, улыбнулась и сказала насмешливо, а может, и нет:
– Редко мне приходилось видеть здесь такого сострадательного отца, как вы.
То, как она при этом выглядела и как смотрела, подействовало на меня таким образом, что сотня мурашек, которые снова побежали по моей спине, все теперь были в мягких войлочных шлепанцах. Во всяком случае, мой первый зрительный контакт с женщиной, которая, кроме всего прочего, только что вылечила моего собственного ребенка, представлял собой исторически исключительное явление качества встречи. И я почувствовал это не только оттого, что стоял словно бы рядом с самим собой, содержащим в крови наверняка более одного промилле. Мне было уже сорок три года, и, оглянувшись, я мог бы насчитать сотни первых взглядов.
К сожалению, я был не в состоянии сказать что-либо осмысленное. И я не сказал ничего. Мануэль тоже, понятное дело, не раскрыл замороженный уколом рот, чтобы опровергнуть тот факт, что я его отец. Таким образом, заключительное слово перешло к медсестре, и оно было однозначно адресовано нам обоим:
– На следующей неделе зайдите для контрольного осмотра.
Глава 3
Лавры для Софии
Последовавшие дни были отмечены тем, что Бог и мир взаимно выпытывали друг у друга, объявится ли благодетель, или, может, дело еще дойдет до третьего анонимного денежного пожертвования в столь же существенном размере. Все взоры при этом были устремлены на бесплатную газету «День за днем», а в ней, естественно, на первые большие социальные репортажи и колонки Софии Рамбушек. Мне было даже жаль ее, ведь она находилась под избыточным психологическим давлением, это прочитывалось и по ее текстам, в которых она судорожно и слишком уж прозрачно взывала к состраданию то к тем, то к другим жертвам.
По моему же мнению, было в принципе невозможно вызвать у читающей публики чувства, которых сам пишущий не испытывает. София Рамбушек, изучавшая экономику и организацию производства, по-журналистски, так сказать, была приемной дочерью Доу Джонса. И вот, к примеру, она описывала на целый разворот бедственное положение сельской общины, которая в прошлом году угодила под паводок, какой случается раз в сто лет, и до сих пор тщетно ждет обещанных выплат из некоего фонда стихийных бедствий. История при этом хотя и содержала огромное количество цифр, проверенных до последнего знака после запятой, но никого не задевала за живое. А не задевала потому, что самой Софии Рамбушек было, скорее всего, наплевать, получат ли какие-то там крестьяне выплаты или нет – нечего было строить свои дома вдоль реки, в паводок выходящей из берегов. Ее единственный посыл, скрытый, но прямо-таки умоляющий, гласил: пожалуйста, дорогой благожелатель, сжалься надо мной и передай жертвам еще разок десять тысяч евро в сочетании с моей вырезкой из газеты, чтобы я получила предложение о работе от приличной экономической газеты и наконец-то могла уйти из этого подтирочного листка!
Это желание пока что, к сожалению, не исполнялось, и уже через несколько дней пошли слухи о том, что владельцы концерна PLUS хотят вскоре снова прекратить финансирование социальных очерков, якобы есть жалобы от важных заказчиков, которые дают в газету объявления.
Приятно было, что Рамбушек сняла с меня часть работы тем, что каждый день переправляла мне в «Пестрые сообщения дня» одну-две короткие заметки. Они, конечно, были сформулированы настолько мертво, что я не мог оставить их без некоторой шлифовки, хотя это в принципе меня не касалось.
В среду она пригнала мне такой текст:
78-летняя пенсионерка Аннелизе З., страдающая почечным заболеванием, во вторник вечером подверглась нападению и ограблению на Нусдорфер-штрассе. Преступник в маске имел внешность южанина. Правда, она сама поспособствовала грабителю тем, что подала нищему пару монет и при этом не уследила за своей сумочкой. А перед этим сняла в банке со счета все свои сбережения, почти 9000 евро. Преступник, должно быть, видел это.
То есть, будь я Аннелизой З., которая, кстати, ровесница моей мамы, и если бы у меня украли все мои сбережения и мне потом пришлось бы прочитать в газете, что я сама поспособствовала грабителю тем, что достала из кошелька пару монет, и что я, таким образом, как бы сама виновата, а нападение спровоцировано ненужной милостыней нищему, – это бы меня доконало. Что же касается преступника, то замечания, подобные «внешности южанина», я нахожу более чем ненужными. Я знал немало южан, которые выглядели вполне себе северянами, и наоборот. И я знал даже южан, которые выглядели южанами, но, несмотря на это, не были грабителями, даже если в это никто не верил, по крайней мере, в газете «День за днем».