– И теперь семье можно будет остаться в Австрии? – спросила она уже с некоторыми зачатками почти что страсти.
– Да, пока можно.
– Это хорошо, – откликнулась она.
– Да, хорошо, – согласился я.
Мы совершали процесс квантовых скачков в нашем сближении. Тут я ввернул еще историю про анонимное пожертвование в десять тысяч евро и про то, что несколько часов назад мы смогли передать его лично в руки адресатам.
– Прямо сердце радуется, да ведь? – сказала она.
– Да, еще как радуется, сердце-то, – ответил я и с облегчением вздохнул.
Итак, мы фактически пробились от корней зуба к сердцу. Тем самым на сегодняшний день было достигнуто едва ли не все, на что я только смел надеяться, и я мог спокойно идти домой.
– Ах да, – окликнула она меня.
Я повернулся и попытался улыбнуться как можно лучезарнее, насколько мне позволяло онемение замороженной щеки.
– Два часа не есть, – посоветовала она.
Конспиративная встреча
Когда я бывал один, а это в основном моя естественная форма жизни, в голове у меня – в отличие от недавнего времени, когда все мои мысли крутились вокруг меня или вокруг себя самих, – теперь преобладали два человека и две темы. Два человека – это были Ребекка и Мануэль, причем думать о ней я принимался скорее в вечерние и ночные часы, тогда как мысли про Мануэля держались более или менее весь день.
Темы были одна проблематичнее другой. Ситуация с местом работы была темой номер один, поскольку работы у меня не было. В принципе, какое-то время можно было жить и так. Но стоило мне задуматься об этом в связи с определенными персонами – назову сейчас подряд Гудрун, Флорентину, маму, естественно, Мануэля и даже Ребекку, а также еще и тетю Юлию, и не в последнюю очередь землевладельца Бертольда Хилле, – как мне становилось неуютно и я не мог избавиться от догадки, что я, наверное, должен позаботиться о работе, и как можно быстрее. Потому что был еще один аргумент в пользу этого, и очень убедительный: у меня больше не было никаких доходов, только сбережения, но они истощились, а ожидаемый гонорар от «Нового времени» не сделает капусту жирной, как говорят в наших краях.
Мне всегда требовалось некоторое время для раскачки, прежде чем что-либо сделать, но это было даже кстати в том деле, какое мне настойчиво присоветовали мои приятели. В конце концов я преодолел себя, позвонил Кларе Немец и спросил ее, не могу ли я при случае предложить для «Нового времени» какой-нибудь материал как внештатный сотрудник, то есть без особых взаимных обязательств. К моему удивлению, она сразу же сказала «да»; и что уже говорила об этом с Петером Зайбернигом – с тем торжественным ценителем и дегустатором вина, а заодно руководителем отдела. И что Зайберниг, дескать, сам нахваливал мой очерк про Паевых и предложил вовлечь меня в работу отдела с социальными репортажами на гонорарной основе. А что, Петер Зайберниг, если присмотреться, – очень симпатичный человек, которого я всегда высоко ценил, разве я не упоминал об этом чуть раньше?
«Социальные репортажи» – это было одновременно ключевое слово для темы номер два, которая вертелась у меня в голове. Мне приходилось то и дело возвращаться мыслями к анонимным пожертвованиям, и я поймал себя на том, что становлюсь нетерпеливым в своем любопытстве, кто же в самом деле за этим стоит. А потом позвонила София Рамбушек и предложила непременно пойти со мной выпить пива, чтобы побеседовать «о том, о сем», что мне сразу же показалось немного подозрительным.
* * *
Мы встретились в кафе «Вестэнд», где она зарезервировала самый задний столик в самом темном углу, как будто здесь должно было состояться конспиративное совещание. Я рассказал ей несколько полуприватных вещей – нет, то были даже совсем приватные вещи, из которых я, однако, рассказал ей лишь половину, потому что вскоре заметил, что ей неинтересно. После этого она подключила очарование и предприняла небольшую атаку, уверяя, как сильно ей и газете «День за днем» не хватает меня, как плохо со мной обошлись и как теперь все об этом сожалеют, и в первую очередь «Норберт», у которого тяжелая депрессия и явления «нехватки Плассека» и который якобы не может ни есть, ни спать и исхудал до состояния скелета, а ведь он и без того страдает атрофией костей – и так далее в том же духе.
– Значит ли это, что тебя подослали с целью вернуть меня назад? – спросил я.
– Нет, нет, Гери, совсем нет, клянусь тебе. Ни одна душа на свете не знает, что мы здесь встречаемся.