– Ясное дело, а что же еще, – ответил Мануэль.
Он не мог хотя бы раз оставить меня более догадливым.
– В 1974 году мне было четыре года, – заметил я.
– Но он совсем не это хотел сказать.
– Разумеется, он не это хотел сказать.
– Тогда зачем ты об этом упоминаешь?
– Можно я буду упоминать то, что мне захочется? – попросил я.
– Но это лишь сбивает с толку, когда ты все время упоминаешь что-нибудь, не имеющее никакого значения в настоящий момент, – сделал он выговор.
Мы еще пораскинули умом туда и сюда, пока нам не стало ясно, что загадку мы можем решить, только если привлечем к этому маму. И лучше бы сегодня, чем завтра, по мнению Мануэля. Но на сей раз вышло по моему.
* * *
– А второе сообщение? – спросил я.
– Ах, оно не такое важное.
– От кого оно?
– Ты правда хочешь знать? – скучающе спросил он.
– Говори уже.
– О’кей, от стоматологини.
– От Ребекки? – Разумеется, я не выказал никакого волнения – по крайней мере, почти никакого. – Ну-ка, что она пишет?
– Ой-ей, кажись, я уже стер это сообщение, к сожалению, – сказал он.
– Ты с ума сошел!
Хотя вообще-то я не склонен к внезапным взрывам ярости.
– Мне очень жаль, я думал, это тебя не так уж интересует.
Тут я был близок к тому, чтобы залепить ему позднеотцовскую затрещину.
– А нельзя его как-нибудь снова извлечь из сети? – спросил я.
Только тут я заметил, что он весь побагровел и чуть не лопался от сдерживаемого смеха. Имейл он, разумеется, и не думал стирать.
– Очень весело, Мануэль! Ха-ха.
– А тебя ведь достало, а? – донимал он меня между приступами смеха.
– Ну, погоди, узнаешь, когда тебя самого достанет в первый раз!
– Меня это наверняка не достанет никогда! – поклялся он.
Только теперь я наконец смог улыбнуться свысока, потому что хотя бы в этом пункте я был гарантированно умнейшим из нас двоих.
Сообщение Ребекки гласило:
«Привет, Герольд, поскольку ты явно не прослушиваешь свою голосовую почту, я пытаюсь пробиться к тебе имейлом. Я всего лишь хочу сказать, что знаю тебя настолько хорошо, что уверена: ты бы никогда не стал участвовать в такой махинации. Я надеюсь, что это дело тебя не очень огорчило. Нора, моя коллега по Ценерхаусу, ты ведь ее знаешь, просила меня выяснить у тебя, должны ли мы теперь вернуть назад эти десять тысяч евро. Это было бы плохо, потому что аппаратура уже частично заказана, но что поделаешь. Пожалуйста, ответь. Я была бы рада встретиться. Вечерами у меня есть время. Большой привет, Ребекка».
* * *
После того как Мануэль ушел, а я от души нарадовался пока что самой любимой фразе за всю эру Ребекки – «Вечерами у меня есть время», – я написал ей ответ:
«Дорогая Ребекка…»
Поскольку всеми этими «приветами» я был уже сыт по горло.
«Дорогая Ребекка, десять тысяч евро вы ни в коем случае не должны никуда возвращать, я думаю…»
Это «я думаю» я немедленно стер…
«…никуда возвращать, об этом я позабочусь. Если у тебя еще не распланирован завтрашний вечер, а это среда, то я буду очень рад тебя видеть…»
Я исправил «тебя видеть» на «встретиться с тобой», это звучало бесхитростнее, ведь когда встречаешься, все равно видишь. О времени встречи я раздумывал дольше. Мне было бы лучше всего предложить ей двадцать один час. Но если действовать наверняка и исходить из принципов бесхитростности, то выбрать бы следовало вообще восемнадцать часов. И тут возникал вопрос, что мне написать – девятнадцать или двадцать часов. Поскольку я в таких вещах был человеком нерешительным, я написал:
«Время встречи я предлагаю 19.30. Кафе выбери по своему настроению…»
Из-за «настроения» я снова стер всю фразу и написал вместо нее:
«Кафе, пожалуйста, выбери сама: где ты себя хорошо чувствуешь. Сердечный привет, Герольд. P.S. Я очень рад!»
Нет, это звучало слишком назойливо. Я исправил:
«Сердечный привет, я очень рад, Герольд».
Баста.
Какой гешефт без денег
После этого я хотел вообще-то прослушать голосовую почту от Ребекки, вернее, услышать ее голос, но я завис уже на первом сообщении, а оно звучало скорее смущенно и было от Гудрун.
«Привет, Герольд, пожалуйста, позвони мне. Бертольд дома и хотел бы срочно с тобой поговорить. Может быть, вечером ты смог бы на минутку заглянуть к нам? Пожалуйста, отзовись!»
Я тут же перезвонил и сказал, что я практически на пути к ним. Я сказал это не подумав, потому что если бы подумал, то отказался бы или хотя бы отсрочил визит. А ведь некоторые визиты надо оставлять позади как можно скорее. Это понимал даже я, хотя в принципе был безоговорочным сторонником визитов на минутку, до которых дело так и не доходило, потому что они были все равно лишь пустой тратой сил и времени.