122 
— Кейт, — позвал он вновь, на этот раз тише. — Может, я и дурак, но обманщиком я не был никогда. — Она слышала его шаги. Вдруг сквозь ветви живой изгороди промелькнул синий сюртук. Джерард шел по параллельной тропинке. Кейт замерла, хотя ему пришлось бы пройти всю тропинку до конца и сделать второй поворот налево прежде, чем он смог бы до нее добраться. — Я ни разу не признавался женщине в любви, — сказал он. — Мне потребовалось чертовски много времени, чтобы самому себе в этом признаться, а теперь я вынужден обнажать свое сердце перед колючим кустарником. Ты хоть слышишь меня?
Кейт, словно назло, прикусила язык.
Чуть погодя Джерард вздохнул.
— Ладно, — пробормотал он, и голос его прогремел так, что она подпрыгнула. — Кэтрин де Лейси, беру Господа в свидетели, я люблю тебя сильнее, чем мужчине вообще следует любить женщину. — Из зарослей вспорхнула стайка перепуганных птах и улетела, громко трепеща крыльями и возбужденно чирикая. — Я люблю тебя, когда ты щуришься, злясь на меня. Я люблю тебя, когда ты морщишь нос, хохоча над какой-нибудь ерундой, что я тебе рассказываю. Я люблю тебя, когда ты просишь у престарелых сплетниц помощи в поимке шантажиста. Я люблю смотреть на тебя, когда твоя юбка задрана до самой… А!
Кейт взвизгнула, когда просунутая между колючками рука схватила ее за талию. Она вырывалась, борясь с истерическим смехом. Джерард смотрел на нее сквозь листву и ветки с озадаченным, но решительным выражением лица.
— Вот ты где, — сказал он.
— А ты вот где, — ответила она, указав на разделяющую их изгородь. — И что ты планируешь делать дальше?
Джерард посмотрел вверх, потом из стороны в сторону, словно прикидывал размеры изгороди. Затем, к ее изумлению, он вонзился плечом в сплетение ветвей и сквозь колючки продрался на ее сторону, ни на миг не выпуская ее из рук.
— Ты проломил дыру в лабиринте! — Кейт, оторопев, смотрела на зиявшую в изгороди прореху.
— Ничего, зарастет. — Он смахнул листья с волос и посмотрел ей в глаза. — Я больше никогда не осмелюсь ослабить хватку. Полагаю, ты знаешь, как отсюда выбраться?
— Я… Ну, думаю, да.
— Которая из дорожек ведет в центр? — Крепко держа ее за руку, Джерард пошел вперед.
— Не эта тропинка, другая, — сказала она, едва поспевая за ним. Не говоря ни слова, Джерард развернулся и шагнул в проем, волоча ее за собой. Он шел так быстро, что она едва поспевала давать указания. Когда они добрались до маленькой площадки в центре, он ее отпустил.
— Мужчине вообще трудно просить прощения, а ты еще больше осложняешь мне задачу. — Джерард стянул сюртук и небрежно бросил его на землю.
Кейт гордо вскинула голову, пытаясь не замечать голодного блеска его глаз. Джерард между тем торопливо расстегивал жилет.
— А за что ты должен просить у меня прощения?
— За то, что не считал тебя красивой. — На траву полетел жилет. — Если я единственный мужчина на земле, который осознает твою истинную красоту, то так даже лучше. — Джерард пошел на нее, как тигр на лань. — Нет, я должен извиниться за то, что не был достоин твоей любви. Я намереваюсь искупить свою вину, насколько это в моих силах.
Кейт с трудом оторвала взгляд от его ослепительно белой рубашки.
— Это не та любовь, о которой я говорила.
Эти слова остановили его. Лицо его вытянулось.
— Ты считаешь меня неспособным на чувство иного рода?
— Я не это хотела сказать, — мягко возразила Кейт. — И все же… Не потому ли ты здесь, не потому ли говоришь мне все это, что, уехав от тебя, я задела твою мужскую гордость?
— Гордость, — повторил он. — Ты могла бы спросить у Картера, много ли было во мне гордости, когда я копался в вонючем сарае Ноллуорта в поисках записных книжек Огилви. Да, я чувствовал себя и вел тоже как затравленный медведь, и все из-за того, что мы так плохо расстались. Ты можешь спросить у хозяина гостиницы, сколько бумаги я сжег, пытаясь найти верные слова для того, чтобы объяснить, как мне тебя не хватает. Ты могла бы попросить Люсьена Хоу, чтобы он показал тебе синяки, которые я оставил на его шее, когда я подумал, что он имеет какое-то отношение к твоему исчезновению, и все это совсем не потому, что была задета моя мужская гордость. — Джерард раскинул руки. — Гордость — чувство мелочное. Оно помогает лилипутам казаться самим себе великанами. А я не лилипут. Я не осознавал, насколько безраздельно ты владеешь моим сердцем, пока не вернулся в Бат и не обнаружил, что ты исчезла, забрав мое сердце с собой. Я бы осознал это тогда, даже если бы ты прежде не сказала мне ни слова.
122 
