– Это почерк Бастиано. Я ездил в Касту, чтобы спросить у него.
Лидия подумала, что навсегда сохранит эту записку. Теперь она знала: по ней действительно скучали.
– Ты только за этим ездил к Бастиано?
– Во всяком случае, не ради его компании.
– Вы не подрались?
– Нет. Почти. Он сказал, что в обмен на твой адрес хочет получить кольцо. Вероятно, оно принадлежало матери. Он ведь сирота. – Рауль заставил себя это сказать. – Он был не первым ее любовником.
– Откуда ты знаешь?
– Я еще в детстве лгал отцу, прикрывая ее.
А потом и себе, желая спасти память о ней.
– Бастиано тогда было семнадцать – вдвое моложе ее. Тогда я думал, что мы уже взрослые, и ненавидел его.
Теперь все выглядело совсем по-другому.
– В детстве мы были друзьями.
– Вы не могли бы стать ими снова?
Рауль хотел рассмеяться, но потом задумался:
– Не знаю.
Было приятно вот так лежать и разговаривать с другим человеком, вместо того чтобы пытаться разобраться во всем самому.
– Думаю, у моей матери давно уже были проблемы. Вероятно, еще до того, как она вышла замуж. Я даже не знаю, сын ли я моего отца.
– Это имеет значение?
– Для него, думаю, имело.
– Поэтому он тебя и бил?
Он никогда не говорил ей, отчего у него на спине шрамы, но она каким-то образом догадалась.
Он кивнул.
Теперь, когда он думал о том времени без ненависти, картина начала проясняться.
– Я не охотница за деньгами, Рауль. Я все это придумала.
– Я знаю. Сам положил статуэтку тебе в чемодан, помнишь? – Он снова и снова возвращался к тому моменту.
– Не думаю, что я принимала таблетки каждый день, хотя мать и настаивала на этом. Я не собиралась спать с Бастиано, и, возможно, мне следовало знать, чем рискую. Тогда я об этом не думала.
– Если бы на тебе даже был пояс верности, я бы позвонил, чтобы прислали болторез. Я мог бы настоять, чтобы мы использовали презерватив. Ты, кстати, уже сказала своей матери о ребенке?
– Нет.
– А когда собираешься?
– Когда почувствую, что готова.
– Я рад, что ты мне первому рассказала.
– Она была в ужасном состоянии, когда я вернулась. Думаю, она наконец по достоинству смогла оценить Мориса и выгнала его. А сейчас она у своей сестры.
– Лидия, я бы заботился о твоей матери, но не о нем.
Мориса он никогда бы не смог простить.
– Ты ведь выйдешь за меня?
– Рауль.
О, она понимала, что небезразлична ему. Но по-прежнему частично продолжала сомневаться.
Без ребенка ничего бы этого не было.
Однако, ничего не поделаешь, придется принимать все как есть, так до конца и не узнав, были ли они вместе только из-за ребенка. В остальном все почти идеально.
– Мне было плохо без тебя, – признался Рауль.
– И мне.
– Я серьезно. И постоянно такое ощущение, будто что-то не так. Словно небо висит слишком низко.
Рауль пытался понять, что было не так все эти месяцы, и сейчас вдруг понял.
Он никогда не чувствовал этого прежде.
Лидия лежала, глядя на освещенную лунным светом люстру. Ставни были открыты, снизу доносилась песня гондольера.
А потом она услышала.
Нет, не звук колокола.
Но также отчетливо и ясно.
– Я люблю тебя.
Эти слова могли быть сказаны много раз, но, когда их говорили правильно, они звучали исключительно точно, без фальши. И звук, и чувства продолжали вибрировать и звучать, даже тогда, когда должны были смолкнуть.
Она услышала его правду.
Это действительно любовь.
Эпилог
Но существовала еще одна его ложь.
Рауль вставал ночью к ребенку.
Кормил и менял подгузники.
Серена вошла в их жизнь четыре недели назад и пока вполне оправдывала свое прекрасное имя.
Да, она была из Венеции, или Серениссимы, но имя для нее выбрали, скорее, из-за характера.
Им повезло. Их малышка была очень спокойной.
Конечно, девочка плакала, но быстро успокаивалась, когда ее брали на руки.
Родители ее ужасно любили.
От светлых кудряшек до крошечных пальчиков.
Не открывая глаз, Лидия знала, что уже семь часов. Ее любимый колокол уронил первую глубокую ноту, к которой скоро бы присоединились остальные.
Рауль в одних пижамных брюках стоял на балконе, уговаривая Серену поспать еще.
Сердце Лидии растаяло, когда она увидела, как нежно он держит дочь.
Потом она закрыла глаза и притворилась спящей.
– Ш-ш-ш, – увещевал он, поскольку Серена не захотела возвращаться в свою кроватку. Наконец она успокоилась и заснула.