76 
– Эмилиан? – позвала она.
Вздрогнув, он посмотрел на нее.
– Ты воспитывался здесь?
– Моему отцу нужен был наследник. Когда мне было двенадцать лет, он нанял сыщиков отыскать мою мать и забрать меня у нее. Так я оказался в Вудленде, – спокойным тоном пояснил он.
Сердце ее растаяло, как сливочное масло на солнце.
– А твоя мама?
Эмилиан посмотрел на девушку:
– Она была цыганкой, Ариэлла. Она осталась с kumpa’nia .
Девушка задумалась над тем, каково это – быть цыганским мальчиком, которого забрали у матери и других близких людей и насильно перенесли в иную среду, заставив погрузиться в новую жизнь и научиться любить чуждую ему семью.
– Отец был добр с тобой?
Глаза его расширились.
– Он меня не бил, – ответил Эмилиан, – если ты об этом. Он обращался со мной справедливо и был очень привязан ко мне.
Ариэлла взирала в его широко раскрытые глаза, которые впервые со времени их знакомства не кипели ни страстью, ни гневом. То был очень редкий момент.
Эмилиан пошевелился.
– Почему ты так смотришь на меня? Как будто я раненое животное, посаженное в клетку?
Девушке так мало было известно о его народе. «Цыгане здесь не обслуживаются».
– Тебе было тяжело, даже болезненно, приспособиться к новому образу жизни, не так ли?
– Почему мы обсуждаем мое детство? – с раздражением в голосе спросил он.
– Должно быть, это похоже на то, как если бы дикое животное поймали и посадили за решетку, – медленно, тщательно подбирая слова, произнесла Ариэлла, высказывая вслух свои мысли.
Эмилиан напрягся:
– Да, мне пришлось нелегко. Поначалу я ненавидел Эдмунда и всех gadjos . Но это было давно.
Он называл ее gadji много раз в ту ночь, и Ариэлла небезосновательно подозревала, что это вовсе не ласковое прозвище.
– Что? – хрипло произнес он.
– Называя меня gadji , ты хотел оскорбить меня?
Он глубоко вздохнул:
– Ты gadji , Ариэлла, и ничто никогда не изменит этого факта, вне зависимости от того, спим мы вместе или нет.
– Ты не ответил на мой вопрос.
Губы его скривились в усмешке.
– А что, если я скажу тебе, что ты самая прекрасная gadji на свете?
Девушка улыбнулась, несмотря на тревожно бьющийся пульс.
– Тогда я отвечу, что тебе нужны очки. – Она порывисто дотронулась до его подбородка.
Эмилиан замер, не сделав попытки отклониться. В тот самый момент, как взгляд его потеплел, в нем произошла разительная перемена. Ариэлла намеревалась избежать дальнейших отношений с Эмилианом, но вдруг почувствовала, что ее подхватил водоворот, который может принести ее лишь в одно место. Она простила его и хотела стать ему другом, но он был для этого слишком мужественным и соблазнительным. К тому же теперь у них было общее прошлое.
Ничто из этого не имело значения.
Ариэлла понимала, что ей следует убрать руку с его подбородка. Он слишком очевидно наслаждался ее прикосновением, а ей очень хотелось ласкать не только его лицо. Ей следовало бы уйти в тот самый момент, когда он вышел во внутренний дворик, но она этого не сделала. И прямо сейчас ей следовало бы опустить руку, но та отказывалась повиноваться.
Широкая грудь Эмилиана поднималась и опускалась. Он слегка повернул лицо, так чтобы его губы коснулись ее ладони.
– Я никогда не говорил, – тихо сказал он, лаская ее каждым словом, – что больше не хочу тебя. Тебе пора идти.
Все еще ощущая прикосновение его мягких губ на своей ладони, Ариэлла была не в состоянии мыслить трезво. «У меня нет иммунитета к этому мужчине , – подумала она, – и никогда не будет» . Ей этого и не хотелось. Она чувствовала, что судьбы их тесно сплелись воедино, к радости это было или к несчастью.
Итак, она все же добилась начала неких отношений.
Дверь открылась, и Эмилиан быстро развернулся, заслонив Ариэлле обзор.
На пороге стояла Марджери.
– Твой отец спрашивает, где ты, Ариэлла.
Эмилиан посмотрел на девушку.
– Тебе нужно бежать, – прошептал он, – пока не стало слишком поздно. – В его глазах полыхало пламя.
Ариэлла отрицательно покачала головой:
– Убегать не в моих правилах.
– Ариэлла, я уже однажды причинил тебе боль. Этого вполне достаточно. Сегодня я пришел, чтобы извиниться, но, как видно, мне вообще не следовало приближаться к тебе. – Дыхание его стало тяжелым, прерывистым. – Я не доверяю самому себе.
76 
