Дорина судорожно вздохнула. Для графа это было замечательным развитием событий, а вот ее это разрывало пополам. Она искренне желала ему успеха, но хотела и собственного.
— Мы будем первыми! — взволнованно говорил он, сжимая ее руки. — Только представьте! Это революция, и мы пойдем впереди всего мира!
— Но… на днях вы говорили так, будто это произойдет лишь в далеком будущем.
— Знаю. Я не мог позволить себе надеяться, мне казалось, что говорить об этом преждевременно — дурная примета. Но теперь… теперь все иначе, и первым, кому мне захотелось рассказать об этом, были вы. Понимаете почему?
— Да, — медленно произнесла она. — Думаю, что понимаю.
Дорина металась между радостью за него и отчаянием от безысходности своего положения. Граф хотел сближения с ней, этого же хотела и она. В то же время ставилось под угрозу лидерство компании ее отца в создании нового чуда инженерной техники. А еще девушку ужасало то, что она не могла быть с ним откровенной.
Чему она предана? Компании отца, в этом Дорина была уверена. Так должно быть…
Однако этот человек заставлял ее чувствовать, будто важно только одно: быть с ним рядом.
Граф, похоже, заметил, что все еще держит руки Дорины в своих ладонях, и отпустил их, внезапно смутившись.
— Я хочу, чтобы вы сейчас поехали со мной и своими глазами увидели мое изобретение, — сказал он, — потому что вы — единственный человек, который может это оценить. Вы должны сами все увидеть, ибо, если я его опишу, вы не поверите. И я хочу рассказать вам все с самого начала: как это планировалось, и как мои идеи вызревали до тех пор, пока не привели к успеху. Поедете со мной?
— Конечно! — радостно воскликнула Дорина.
— Тогда скорее надевайте шляпку и плащ — и в путь!
События сменяли друг друга в таком вихре, что у Дорины не было времени для раздумий. Только когда они сели в экипаж и быстро понеслись, она почувствовала угрызения совести.
— Вы уверены, что можно мне столь многое доверить? — робко спросила девушка. — Если это изобретение новое и революционное, на нем можно заработать целое состояние.
— Надеюсь, так и будет.
— Но вы ведь понимаете, что наверняка есть другие люди, которые пытаются сделать то же самое. Если великое изобретение «витает в воздухе», о нем одновременно думают несколько человек, потому что пришло его время.
Граф с интересом на нее посмотрел.
— Как странно, что вы говорите это, — задумчиво произнес он. — Все верно, но мало кто об этом знает. По-видимому, вы разбираетесь в моем бизнесе больше, чем я мог себе представить.
— Я… я просто кое-кого процитировала, — запинаясь, сказала Дорина.
— Скажете кого?
— Нет, — твердо ответила она. — Я всего лишь хочу предостеречь, чтобы вы не рассказывали мне слишком много о своем чуде. Откуда вы знаете, что я не шпион из вражеского лагеря? Вы сами говорили, что я подозрительно хорошо информирована.
Граф рассмеялся.
— Зачем вы пытаетесь заставить меня плохо о вас думать? Кем бы вы ни были, откуда бы ни пришли, я знаю, что могу вам доверять.
— Простите, милорд, но вы ничего такого не знаете.
— И все-таки знаю. Все, я ничего больше не желаю слушать. Мы скоро приедем на завод. Он расположен в не слишком приятном районе, но не тревожьтесь. С вами ничего плохого не случится.
Выглянув из окна, Дорина убедилась, что граф прав. Улицы были грязными и бедными, хотя в этот час, когда начинали зажигаться фонари, выглядели даже веселыми. Впрочем, каким бы неблагополучным ни казался район, Дорина не волновалась. Он напоминал ей места в Бирмингеме, где располагались заводы ее отца. Эта честная бедность нравилась ей куда больше блистательной гнили «Альгамбры».
Наконец они остановились у строения, выглядевшего как очень большой сарай с широкими воротами. Изнутри струился свет, а на пороге их встречали несколько человек.
Граф помог Дорине выйти из экипажа и коротко представил ее как своего секретаря. Поскольку на девушке все еще была отпугивающая одежда, никто не счел это странным.
Они зашли в огромный сарай, освещенный электричеством и забитый техникой. Повсюду вокруг себя Дорина видела рабочих в кожаных фартуках. Это было все равно что встретиться со старыми друзьями, потому что Дорина знакомилась как раз с такими же вот людьми, когда приходила к отцу.
Девушка заметила еще кое-что знакомое: выражение радости и гордости на лицах, говорившее о труде, который принес свои плоды, об успехе, который так долго откладывался, но был наконец достигнут, несмотря на все сложности. Это было выражение чистого, ослепительного триумфа.