— Чтобы написать программы под конкретные окна сайта. — отчеканила я. Молотова посмотрела на меня с интересом.
— Хорошо. Я дам им указания относительно вас. Можете им позвонить и договориться уже сегодня, — да, Молотова действительно была женщиной умной. И сразу же начала действовать. Через неделю были готовы примерные версии сайта, хотя ради этого мне пришлось практически изнасиловать программистов. Эти худосочные ленивые парни, сидящие на зарплате, очень отрицательно относились к работе как к таковой. А уж к неплановой работе еще хуже. И только мои угрозы настучать Молотовой, которую боялись все, и мои понукания возымели успех. Я стояла у них над душей всю неделю и к концу августа, после еще пары согласований у Молотовой и пары совещаний у нас в отделении мы с Телковой были допущены к императору. Генеральный директор уделил нам ровно пятнадцать минут, к которым я была полностью готова. Я устроила целое представление, я поставила на демонстрационный компьютер диск и красноречиво, с огоньком рассказала, как вся моя (пардон, наша) система будет работать. На красочных таблицах я продемонстрировала расчеты, подтверждающие однозначный успех этого дела. Я была убедительна, как никогда. Директор, невзрачного вида мужчина моих лет, выслушал меня и сказал, что подумает. Ни особого интереса, ни желания что-то понять в его глазах я не увидела. После этого разговора у меня в душе осталась какая-то пустота. Я автоматически приходила в офис, автоматически работала с клиентами, автоматически проводила сделки. Но на самом деле я ждала одного — реакции. Три месяца каторжного труда, и что, вот это тишина в ответ? Если им не нравится, пусть хотя бы объяснят — почему?
— Присядь, Оля. — Вызвала меня к себе Телкова в конце сентября.
— Что случилось? Есть новости? — взволновалась я.
— Есть. Пока в том виде, в каком есть наше предложение не принято.
— Почему? — невероятно! Невозможно!
— Ну, трудно сказать. Все-таки оно еще сыровато. Над ним еще надо поработать, привести его в соответствие с глобальным стратегическим планом развития Корпорации.
— Я готова работать. С радостью.
— Нет. Все, что могла, ты уже сделала. Теперь этим вопросом будут заниматься профессионалы.
— Кто-кто? — задохнулась от возмущения я.
— Не надо думать, что все так просто. Ты сразу же решилась претендовать на слишком ответственный пост. Разве может человек без специального образования и опыта развить большое, неосвоенное направление. И потом, на это нужно время.
— Но вообще направление разрабатываться будет? — хваталась за призрачные шансы я.
— Наверное, будет. Теоретически, наверху все одобрили. Но, конечно форма и исполнение будут другими. Профессиональными и стратегически обоснованными.
— А что же мне делать?
— В смысле?
— Ну я же жила этим проектом, я на него надеялась. И теперь все это ляжет под сукно?
— Да нет же. Как только все приведут в соответствие, то тебя безусловно привлекут к практической стороне дела.
— А когда? — не отставала я.
— Я не знаю. Извини, Оля, у меня еще очень много дел, — непрозрачно намекнула она и я удалилась. Ну вот, еще один облом. А ведь я не сомневалась, что проект пойдет. И Сенокосов тоже. Вон он бежит, хочет узнать, что она мне сказала.
— Мне отказали, Паш. Сказали, что материал сырой и требует профессиональной доработки.
— Сочувствую, — он действительно сочувствовал, хотя для него это было только благом.
— Значит, я буду работать в твоем отделе еще неведомо сколько времени.
— Это плюс, — улыбнулся он и повел меня утешаться. К вечеру, когда мы наутешались коньяком, он вдруг разоткровенничался и решил поучить меня жизни.
— Ты, Оль, отличный специалист, но ни хрена не дипломат.
— Это почему, — пьяно возмутилась я.
— А потому. Я думаю, что твою идею зарубили, потому что она была слишком хорошая.
— Не поняла?
— У нас в верхах царит кумовство и коррупция. И никогда наверх никто не пустит чужого человека. У них там круговая порука. А ты слишком хороша, и можешь со временем затмить тех, кто там сейчас вершит судьбы
— Но ведь они заинтересованы же в процветании Корпорации?
— Они заинтересованы только в набивании собственных карманов. А поскольку лично им от возвышения тебя ни холодно ни жарко, то они решили на всякий случай зарубить и тебя, и идею.