— Не знаю. Честно, я не знаю, что от тебя ждать. Ты можешь делать так больно, мягкая и родная Оля Петрова.
— Только не говори, что твоя любовь не выдержала испытания Эшли Уилксом.
— Что? — ошарашено переспросил он.
— Ну, не говори как этот дурак Ретт Батлер, что твоя любовь перегорела, пока я гонялась за деньгами, как Скарлетт за Эшли Уилксом. Я этого не переживу.
— Что за бред, — оторопело переспросил он. Да, с классикой американского кино мы знакомы плохо.
— Я больше не буду никогда. — Наверное, так будет понятнее.
— Ты можешь объяснить, что случилось?
— Я поняла, откуда взялся мой первый контракт на новостройки. Я узнала, что ты пытался помочь мне встать на ноги. Я же ведь без тебя ничего бы не смогла.
— Да брось ты, ничего особенного я не сделал. Мне это совсем ничего не стоило.
— Стоило. Если бы ты был таким, как Сергей, ты никогда бы мне не помог стать такой, какой я стала.
— Почему?
— Потому что такие, как он, боятся, что жена может в какой-то момент стать круче мужа. А это в системе их ценностей недопустимо. Так что проще им вообще не давать шанса.
— Это же бред.
— Только ты, ты единственный из всего света, что я знаю, так думаешь. Так что поэтому я тебя люблю, никуда отсюда не пойду, делай со мной все, что хочешь. Пока я верю, что хоть на мизинчик тебе нужна — я буду с тобой. Если захочешь — брошу работу.
— Да нет. Зачем? Хорошее дело. И отзывы о тебе прекрасные. Только бы ты не уходила так далеко от меня.
— Никогда, — сказала я и принялась раздеваться. Он замер и смотрел, как я покорно и стыдливо стягиваю с себя кофточку, платье, белье. Как я стою, совершенно обнаженная посреди его гостиной и протягиваю к нему руки, умоляя не отказываться от меня.
— Оля, что ж ты делаешь? — замотал из стороны в сторону головой Руслан, славно маленький бычок. Он бросился ко мне и поднял на руки. Его уютная спальня приняла нас в свои мягкие перины облаков и не выпускала целый день. Мы смотрели друг на друга заново. Словно впервые в жизни видели себя в отражении новых мыслей себя. Я видела его — Руслана, удивительно любящего, сильного, понимающего и восхищенного. Он видел меня — Олю родную, признавшуюся в любви и страхе, открытую для его любви и верящую, что он никогда не ударит. Такое нас охватило чувство, что мы не просто спим вместе, а плывем по реке любви, купаясь в ее подлинных волнах доверия и надежды. Готовности быть рядом и никогда не предать. И верить, до самого конца, до последнего вздоха верить, что не предадут и тебя. Мы плавали в его дорогущей бурлящей ванной, намыливая тела друг друга и наслаждаясь ощущением влажной гладкой кожи под ладонью. Мы целовались, не отрывая губ часами, не расплетая рук. Он входил и заполнял меня, а я заполнялась им. И это было прекрасно. Какое все-таки счастье, что я успела. Успела до того, как все разрушила.
— Оля, ты спишь?
— Я сплю и вижу сон про тебя, — улыбнулась я.
— И что там про меня?
— Что ты со мной спишь.
— Хороший сон. Слушай, там мобильник разрывается.
— У тебя есть помойка?
— И что? — усмехнулся он.
— Выкинь, — я повернулась и уткнулась в его плечо. — Не хочу, не хочу, не хочу.
— Понимаешь, я бы и рад, но сегодня же двадцать восьмое число. Тебя наверное, все ищут.
— Ой, как двадцать восьмое?
— Оля, ау! Уже десять утра!
— Мы прокувыркались всю ночь?
— Как ты это интересно называешь, — заулыбался мой слоник. Я прошлепала к сумке и достала телефон.
— Это маман. Ты помнишь ее.
— Да уж. Как ты думаешь, я ей тогда понравился? — заинтересовался Руслан.
— Тогда вряд ли. Она не очень жалует голых незнакомых мужиков в своем доме.
— А теперь?
— О, теперь гораздо лучше. Она, кстати, советовала мне бросить все и печь тебе пироги.
— Неплохая мысль.
— Алло, Алекс? — спросила я трубку. Трубка подтвердила. — Алекс, тебе придется для меня кое-что сделать. Что? А, да, помирились.
— А мы и не ссорились, — прошипел мне в ухо Руслан.
— Так вот. Там маман моя рвет и мечет. Строители должны были ей отдать вчера ключи. Она, наверное, хочет переезжать в родные пенаты. А я, вот те крест, не готова сейчас принимать опять бразды руководства процессом. …Ага…Ага….Сделаешь? Прекрати пошлить. И что? Что естественно, то не безобразно.
— Ты прекрасна! — Руслан опустился на колени и принялся целовать мне живот и нежно гладить попу. Я расслабилась и принялась стонать и мурлыкать в трубку. Алекс плюнул и отключился. В общем, стонала и мурлыкала я до тридцать первого. Мамуля, конечно, пыталась заставить меня покинуть Русланово ложе в Руслановом доме, но я отказалась наотрез и пригрозила, что в случае войны отключу телефон вообще. Утром тридцать первого декабря Руслан так как-то между прочим предложил мне руку и сердце. Между одним половым актом и другим, жадно потягивая кока-колу из привезенной разносчиками пиццы двухлитровой бутылки, он вдруг брякнул.