На следующее утро Ральф вел себя так, как будто с ним не произошло ничего необычного, а его похищение являлось самой обыденной вещью на свете. Он без умолку болтал, рассказывая о слонах, на которых катался, и все, о чем он рассказывал, было настолько фантастично, что могло произойти только в его воображении. Впрочем, одна или две реплики заставили меня прислушаться к его чириканью.
Он спал в смешной постели. Он ел рис. И сахар. Гораздо больше сахара, чем ему позволяла есть Шеба.
— Ральф, кто кормил тебя рисом и сахаром? — спросила я.
Он пожал плечами и засмеялся.
— Он.
— Это был мужчина?
— Там еще была кобра, — продолжал он. — У нее были желтые глаза, и она за мной погналась. Я взял свой лук и стрелы и выстрелил в нее… Я пробил ей сердце.
— Что это был за мужчина? — не унималась я.
— Он меня смешил. Он сказал, что это игра такая. Эта кобра… Тетя Сэйра, ты знаешь, как бросается кобра? У меня в книжке есть картинка. Я тебе покажу.
Это была такая смесь фактов и фантазий, что понять что-либо не представлялось возможным.
— Не надо ни о чем расспрашивать Ральфа, — попросила меня Клития. — Я не хочу, чтобы он догадался, что с ним случилось что-то страшное. Вдруг он поймет, как мы испугались?
Я пообещала, что не стану его расспрашивать.
Сет тоже поговорил со мной о случившемся.
— Для Клитии это было суровое испытание, — признал он, — но я уверен, что малыш даже не понял, что ему угрожала смертельная опасность. Судя по всему, похитители обращались с ним бережно.
— Это очень странно, — покачала я головой. — Это наводит меня на мысль, что он знал этих людей.
Сет помрачнел.
— Клития была в ожерелье на балу. Что, если кто-то из гостей…
— Хранить такие ценности дома небезопасно.
— Дело в том, что жемчуг любит, чтобы его носили. В противном случае он разрушается. Клития была вынуждена изредка надевать это ожерелье.
— Я впервые об этом услышала, когда мама показала мне свой портрет, на котором она была изображена в этом ожерелье.
— Как бы то ни было, но истории ожерелья Ашингтонов пришел конец, — пожал плечами Сет.
— Возможно, его еще найдут.
— Все может быть. Клития права, — сменил он тему, — когда просит ни о чем не расспрашивать Ральфа. Будет лучше, если он как можно скорее забудет об этом происшествии.
Я не спорила. Ребенку с таким развитым воображением события минувшей ночи вполне могли показаться самыми заурядными.
— Я рад, что ты здесь, — продолжал Сет. — Она к тебе очень привязалась. Она всегда мечтала с тобой познакомиться, и когда ты и в самом деле приехала, она сразу же тебя полюбила. Побудь с ней немного, Сэйра. Она пережила гораздо более серьезное потрясение, чем мы можем себе предположить. Дело не только в ребенке, но и в ожерелье тоже. Рано или поздно она начнет осознавать, что натворила. Это не может не отразиться на ее психике.
— Но ведь она все равно никогда не смогла бы его продать.
— Ну и что? Однажды твой отец взял займ под залог этого ожерелья. Он говорил, что оно может послужить обеспечением любой ссуды. И думаю, что в случае крайней необходимости он его продал бы, невзирая на все легенды и жуткие пророчества. Я боюсь, что Клития начнет опасаться какого-нибудь возмездия. Она ведь наполовину сингалка. И хотя ее воспитали как англичанку, она с детства слышала много старинных легенд. Все это может повергнуть ее в депрессию. И больше всего меня тревожит именно состояние Клитии. Ральф в полном порядке. Он не осознает значения происшедшего. К сожалению, я должен немедленно уехать по делам в Коломбо и не могу отменить эту поездку. Мне очень трудно оставить ее сейчас, но я буду спокойнее, если ты останешься с ней.
— Я ведь все равно никуда не уеду до возвращения Клинтона.
— Я так рад. Я уезжаю всего на пару дней, не больше. И не буду переживать, зная, что ты здесь.
— Ну конечно же, я побуду с ней в твое отсутствие, — еще раз заверила я его.
Он оказался прав. Клития очень изменилась, стала нервной и дерганой. Шеба готовила для нее какое-то снадобье, помогавшее ей заснуть ночью, и мы обе пообещали ей ни на минуту не оставлять Ральфа одного. Я пыталась ей объяснить, что теперь, когда похитители заполучили ожерелье, у них нет ни малейшего повода забирать у нас мальчика еще раз. Но она отказывалась слушать доводы рассудка. Одна из нас должна была постоянно быть начеку, но делать это так, чтобы он ни о чем не догадался.