— Но это не я, а Джереми разрушил наш брак! Это он, а не я завел любовницу на стороне, и…
— Ты судишь с позиций нравственности. Но Карл всю жизнь презирал то, что он называл буржуазной моралью. Думаешь, ему есть дело до того, кто с кем переспал? Никакого. Из всех человеческих качеств он по-настоящему ценит только преданность. Карл считает ее единственно важной, однако — и это очень важно иметь в виду! — его понятия о преданности имеют довольно однобокий характер. Иными словами, он ценит преданность только по отношению к самому себе. Всех прочих — тех, кто его окружает — он ни в грош не ставит и готов не моргнув глазом предать любого. Всегда, в любых обстоятельствах Карл прежде всего спасает свою собственную шкуру. Он поступал так не раз и не два. В Голденбранче он пожертвовал одним из своих людей, чтобы выжить самому. Откровенно говоря, я до сих пор удивляюсь, как он забрал с собой Флору и сына, которые могли ему только помешать.
В другой раз мы блокировали его группу в мотеле. Один из банды решил сдаться, он вышел на улицу с поднятыми руками и был немедленно убит, но его застрелил не снайпер. Это Карл выстрелил ему в спину и в поднявшейся суматохе благополучно скрылся…
Хедли немного сгущал краски, причем делал это намеренно, рассчитывая, должно быть, напугать Амелию. Но Доусон был даже рад тому, что крестный не щадит ее чувств. Он был убежден: Амелия должна знать, что за человек за ней охотится. А Джереми был его сыном, плоть от плоти террориста и убийцы Карла Уингерта…
— У Карла напрочь отсутствует то, что мы обычно называем совестью, — продолжал Хедли. — Он уверен, что любые его поступки, какими бы отвратительными и ужасными они ни были, абсолютно оправданны, пока они приносят пользу лично ему. Любого, кто его предал, он готов устранить недрогнувшей рукой, а ты, Амелия, его предала. Быть может, поначалу Джереми и не хотел твоей смерти, но Карл наверняка сделал все, чтобы отравить его разум и внушить ему мысль о мести. Но даже если бы Джереми до сих пор обожал тебя и мечтал воссоединиться с тобой и детьми, Карл никогда бы этого не допустил. Он убьет тебя сам, потому что ты представляешь для него опасность.
— Тогда почему он не сделал этого вчера, когда я была здесь совершенно одна?
— Потому что Карл умен. Зачем добавлять еще одну ошибку к тому промаху, который допустил Джереми, когда убил Стеф вместо тебя? Если бы он расправился с тобой вчера, то не смог бы исчезнуть, не оставив следов. И Карл это отлично понимал. Обстоятельства указывали на него, так что ему волей-неволей пришлось и дальше разыгрывать из себя старого доброго Берни. Хотя мысленно он, наверное, зубами скрипел от досады и ненависти. Только благополучно покинув остров, Карл мог позволить себе расстаться с этой ролью, что он наверняка и сделал. Теперь мы не знаем, где его искать, не знаем, кого искать, а значит, у него есть время, чтобы спланировать следующий ход.
— Ну и что мне теперь делать? Ждать, пока он нанесет удар, который может стоить жизни мне и детям? Конечно, мы могли бы от него спрятаться, но ведь нельзя скрываться бесконечно!
— Никто не говорит о бесконечности.
Услышав эти слова, Доусон, который продолжал метаться по комнате, резко остановился.
— Что это значит? — резко спросил он.
Хедли повернулся к нему. Выражение лица агента было суровым, почти мрачным, но голос звучал твердо.
— Ты слушал, что́ я только что говорил?
— Слушал. Ну и что?
— Ты не поверишь, но на самом деле ситуация еще хуже, чем кажется.
Глава 20
— Алло, кто у аппарата? Мне нужна Хэрриет Пламмер.
— Я вас слушаю. Ведь вы же меня просили позвать к телефону, правда? А вот вы кто такой?
— Мое имя Берни Кларксон, я звоню с острова Сент-Нельда…
— С какого острова?
— Сент-Нельда, мэм. Это небольшой островок неподалеку от саваннского побережья. Извините за беспокойство, мисс Пламмер, но он дал мне ваш телефон, и…
— Кто — он?
— Э-э-э… Сейчас посмотрю, у меня где-то была его визитка… Ага, вот… Мистер Доусон Скотт. Длинный такой, с волосами как у хиппи… Вы его знаете?
— Зачем он дал вам мой номер?
— Так вы его знаете? Он вроде в журнал пишет…
— Да, знаю. Так что у вас за дело, мистер Кларксон?
— А-а, хорошо. Теперь-то я могу не волноваться.
— Не волноваться насчет чего?
— Насчет того переплета, в который он попал.