47 
да мне только и нужно, что комната, сказал я, а тут такая холодина, я заплачу, может, на неделю у меня и не хватит, но мне бы только от холода укрыться, сдохнуть — это еще не так страшно, потеряться куда хуже.
отъебись, был ответ, дверь захлопнулась.
и снова я брел по улицам, не зная ни их названий, ни куда иду. и, что самое печальное, что-то явно было не так. но сформулировать, что именно, я не мог. так оно и болталось у меня в башке, словно Библия, ну и хренотень, это же надо так зависнуть, ни карты, ни людей, ни звуков, только осы, камни, стены и ветер, мой хуй и яйца болтались без чувств, я мог бы орать, визжать, ругаться, но никто не услышал бы, никто и пальцем не шевельнул бы, да и с какой стати, я не требовал любви, нет. но что-то ведь явно было не так. в книгах ничего не говорится об этом, родители никогда не заводят разговоров на эту тему, а вот пауки могут поведать многое, отъебись так отъебись.
тогда я впервые заметил, что все частное имеет на себе замок, все было закрыто, урок для воров, бродяг и сумасшедших, красота по-американски.
впереди замаячила церковь, я не жалую эти храмы Господни на земле, особенно когда они битком набиты людьми, но в девять вечера я надеялся, что такого не будет.
я стал подыматься по ступенькам.
эй, женщина, посмотри, что сталось с твоим мужиком.
я рассчитывал посидеть там немного, надышаться этой дрянью, возможно, я понял бы что-нибудь относительно Бога, а может, предоставил бы ему шанс, я налег на дверь.
хуй в рот — закрыто.
пришлось возвращаться на улицу, я тащился куда глаза глядят, сворачивая то направо, то налево, и снова шел, шел, больше ничего не оставалось, стен — вот чего всегда боялся человек, подумалось мне. ты изолирован, у тебя нет друзей, и тогда ужас охватывает все твое существо, до самых кишок, ужас, который может и прикончить, и тогда человек прибегает к дешевым уловкам, думает, его спасут всякие кредитные карточки, полный кошелек наличных, страховка, автомобиль, кровать, окно, туалет, кошка, собака, цветок в горшке, музыкальный инструмент, свидетельство о рождении, поводы сердиться, враги, группа поддержки, мешки с мукой, зубочистки, порция здоровой пиздятины. ванна, фотоаппарат, полоскание для рта, о господи, о-о-о-ох! замки (тони в этой гуще, плыви в ней, чеши ей спинку) (все, что имеется, — запихни в себя, как плавники, резиновые крылья, запасной хуй в аптечке).
я перешел через мостик и увидел еще одну вывеску: «сдается комната», я подошел к дому и постучался, естественно, постучался, а что мне оставалось? наяривать чечетку в летней рубашке, не ощущая ни ног, ни жопы?
да, дверь открылась, на пороге — старуха, от переохлаждения я не приметил, было у нее хоть какое-нибудь лицо или нет. скорее всего — нет. ну, судя по статистике, да, я охуенный математик с жопой-ледышкой, я растер окоченевшие губы и заговорил.
вы сдаете комнату?
ну, сдаю, и что?
у меня есть веские причины думать, что мне потребуется комната.
а мне потребуется доллар с четвертью.
за ночь?
за неделю.
за неделю?
да.
господи!
я отсчитал доллар и двадцать пять центов, и у меня еще осталась пара-тройка баксов, заглянув в дом, я возликовал, боже мой, там полыхал огонь — пять футов в ширину и фута три в высоту, нет, это был не пожар — в доме имелся обалденный камин, о, возле такого камина можно было вернуться к жизни, возле такого камина можно было поправиться на пару фунтов без всякой жратвы, просто глядя на огонь, еще я приметил, что возле камина сидит старик, его заливали красные сполохи от огня, бляха-муха, нижняя челюсть отвисла, похоже, он не врубался, где находится, все его тело содрогалось, и он не мог справиться с этой дрожью, бедняга, старый, трухлявый пень, я подался вперед и ступил за порог.
куда прешь? — зашипела старуха.
как это куда? я же заплатил за неделю вперед.
заплатил, но твоя комната не здесь, ступай за мной.
старуха закрыла дверь, старый черт остался в тепле, а я поплелся за старухой по двору, блядь, весь двор покрывала грязь, сплошная непролазная грязюка. оказывается, во дворе стояла картонная хибара, которую я раньше и не приметил, у меня всегда было хуево с наблюдательностью, старуха распахнула ветхую дверь, которая болталась на одной петле, и сказала:
не закрывается, но сюда никто не сунется.
хочется верить, ответил я.
и она ушла, а я был прав, теперь я разглядел ее лицо — у нее его не было, просто плоть, обтягивающая кости черепа, как сморщенная кожа на спине у курицы.
47 
