62 
я открыл дверь, и мы стали взбираться по лестнице, когда она споткнулась и чуть было не рухнула, я подумал, что эта туша сейчас проломит стену.
наконец мы оказались в моей комнате, разделись и улеглись в кровать, я взгромоздился на нее. я пыхтел, возился, елозил…
— черт! да не лежи ты как бочка с застывшим воском! шевелись! подыми повыше свои бревна… блин, я не могу найти твою дырку!
наконец я попал, она принялась кряхтеть: ох, хехехехех, ох, хехехехехех…
— да что за хуйня! — зарычал я. — давай шевели мясом!
и тут она начала вертеть и подмахивать, я вцепился в нее и попытался поймать ритм, закручивала она лихо, сначала пару витков, затем несколько бросков, ритм ее вихляний я уловил, но вот с бросками было трудней, пару раз я просто вылетал из седла, дело в том, что я действовал по старинке — когда ее станина подавалась вверх, я устремлялся навстречу — в результате получался настоящий карамболь, чудовищная масса сметала меня, и я, как бильярдный шар, столкнувшийся с бортом, летел в лузу, а то и чуть ли не на пол. я попробовал ухватиться за гигантский сосок ее сиськи, но его омерзительный вид оттолкнул меня — и я повис на краю матраса, как голодный клоп, так раз за разом, снова и снова я влезал на эту кряхтящую тушу, погружался в нее, цеплялся за всякие выпуклости и пускался вскачь, теряясь в догадках, кто же кого ебет? но одно было очевидно — жаркое идет порево!
— давай, детка, с Божьей помощью, давай! — прошептал я в жирное и грязное ухо.
мы оба были пьяные вдрабадан, мы ебались как боги! без устали, без страха и упрека, я бился о жирную тушу и раз за разом слетал, но раз за разом карабкался обратно и нырял в пучину пота, возни и вони, через некоторое время я понял, что нам обоим хочется прекратить эту битву, но почему-то мы не могли это сделать, временами секс превращается в самую ужасную работу, в угаре этого безумия я вцепился в ее сиську — бесформенную, как протухший блин, — и, затолкав чудовищный сосок себе в рот, начал сосать, я почувствовал вкус уныния и печали, агрессии и отчаяния, а еще прокисшего йогурта, переполнившись отвращением, я выплюнул сосок, но потом снова присосался.
в конце концов я ее уработал. в смысле, она продолжала пыхтеть, но уже делала это не как труп, я достал ее за живое, я поймал ритм, ее глубинный ритм, и овладел им; теперь я всаживал в нужное время и точно в цель, и наконец она, как неприступный бастион, который стоял насмерть, вдруг дрогнула и начала поддаваться, она стонала и ревела, как дитя, а я отвалился и закурил, теперь я чувствовал себя восхитительно, умиротворенные, мы уснули.
когда утром мы проснулись, я обнаружил, что у моей деревянной кровати сломаны все четыре ножки, мы выломали их с корнем во время нашей очумелой ебли.
— о черт! — простонал я. — блядь! пиздец!
— че такое, Хэнк?
— мы сломали кровать.
— было у меня такое опасение, ха!
— хули, а денег-то тю-тю. новую мне не потянуть.
— у меня тоже ни гроша.
— я же и тебе должен что-то дать, Анна.
— ты мне уже дал. ты первый мужик за долгие годы, с которым я что-то почувствовала настоящее.
— спасибо, конечно, только эта блядская кровать засела у меня в башке.
— хочешь, чтобы я ушла?
— слушай, не обижайся, но… эта кровать… я в панике.
— да не проблема, Хэнк, можно, я только отолью сначала?
— да пожалуйста.
она оделась и вышла в туалет, через некоторое время появилась в дверях.
— пока, Хэнк.
— пока, Анна.
паршиво было, конечно, расставаться вот так, но порушенная кровать не давала мне покоя, когда Анна ушла, я вспомнил о веревке, которую купил, чтобы повеситься, это была охуительно крепкая веревка, обследовав кровать, я обнаружил, что дерево ножек лопнуло вдоль волокна и они просто развалились пополам, оставалось только стянуть их веревкой, как накладывают шину на переломанные человеческие ноги, я постарался, как мог, затем оделся и вышел на лестничную площадку.
внизу меня поджидала домовладелица.
— я встретила на лестнице уличную женщину, мистер Буковски. без сомнения, эта особа уходила от вас. я слишком хорошо знаю всех своих постояльцев.
— а куда деваться, моя госпожа, — отозвался я и выскочил на улицу.
первым делом я заглянул в бар. выпивка пошла удачно, но кровать никак не хотела покидать мой мозг, «чудно, — подумал я, — человек, который хочет убить себя, беспокоится о сломанной кровати», но я действительно беспокоился, поэтому, приняв еще чуток, вернулся домой, хозяйка опять поджидала меня.
62 
