Особенно,... 
78 
– Своими силами не справитесь.
– Да, – повторил Леон. – Нам нужна ваша помощь.
– Что ж, – хозяин леса склонил голову. – Мы подумаем.
– Подумаем… подумаем… – эхом разнеслось над озером.
– Завтра в это же время вы придете сюда и узнаете наше решение. Но сперва я хочу спросить у всех, кто собрался здесь: нет ли у кого-то из вас причин не верить этим людям? Или кто-то хочет пожаловаться на несправедливость или обиду, ими нанесенную?
Возможно, этот вопрос – лишь дань традиции, потому что мне сложно было представить, чтобы кто-то из собравшихся здесь существ мог на нас пожаловаться: уж слишком мало мы общались. И хорошо. Осинки хватило… Кстати, а нет ли ее поблизости?
Я вытянула шею, вглядываясь в полутьму, рассеиваемую голубоватым свечением волшебных цветов, присматриваясь к дочерям леса. Сейчас они прятались в тени деревьев, но Осинку я бы заметила сразу, еще засветло. Нет, вряд ли…
– Есть! – сказал вдруг старый водяной. – Есть жалоба.
И, с молчаливого согласия хозяина леса, махнул рукой. Послышался легкий всплеск, возле русалок из воды появилась еще одна – чуть ниже других ростом, светловолосая, миловидная, с большими темными глазами и пухлыми губками. Одетая только в венок из листьев каких-то водных растений, она медленно прошла вдоль берега и остановилась напротив островка.
– Помню тебя, сын каменного воеводы, – негромко произнесла она.
– Он – твой обидчик?
Русалка покачала головой.
– Нет. Мой обидчик – тот, кто прячется за чужими спинами, – она улыбнулась, взмахнула ресницами. – Узнаешь меня, змеиный брат?
Горыныч отодвинул нас с подругой в сторону и вышел, встав рядом с Леоном.
– Нет, не узнаю.
Она провела рукой у лица. Алинка ахнула – на безупречном лице русалки проступил темный след через нос и щеку – словно лезвием полоснули.
– А теперь узнаешь?
– Нет, – повторил Арис.
– И про озеро Пруток не знаешь? Не был? И друзей не водил?
– Озеро помню, – ответил Горыныч.
– А меня, значит, забыл? – она обернулась к хозяину леса. – Он! Он – мой обидчик! Мы с сестричками при полной луне на берег выбрались хороводы водить, а тут Марьянка говорит, что молодцы в зарослях прячутся. И все как будто не уродливые, а один так особливо пригожий, – русалка стрельнула глазками в сторону Леона. – Мы их, как водится, выманили да в воду потянули, а тут один как выскочит, как начнет ручищами размахивать. Сестричек раскидал, мне лицо оцарапал. Мало, что друзья его нам хоровод испортили, так и после потехи не вышло!
– Хороша потеха! – не выдержал Арис.
– А чем плоха? – русалка наклонила голову, серебряные отсветы заструились по светлым прядям. – Нечего было в нашу ночь на озеро приходить да подглядывать. Знали ведь…
– Зря ты его обидчиком своим назвала, – вдруг заговорил Леон. – Ведь и я там был. И мои друзья. Арис нас отговаривал на озеро идти, так что его вины в том нет. И если он поранил тебя, так нечаянно, потому и не вспомнил.
– Чаянно или нет – дела не меняет, – красавица передернула обнаженными плечиками. – Он, говоришь, не помнит, а я после той ночи долго не могла на берегу показаться, пока водица-матушка рану заглаживала, чтобы лицо стало, как прежде, без следов, без изъянов.
Она улыбнулась, темный след пореза вмиг пропал, словно растворился в белизне безукоризненной кожи.
– Что скажешь в свое оправдание? – спросил хозяин леса.
– А что сказать? – Арис пожал плечами. – Сестры ее на Прутке забавы ради людей топят. И если кто за ними по доброй воле в омут не полез, значит, уговаривали плохо.
Русалка зашипела, потемнела лицом, ее сестрички тихонько засмеялись.
– А зачем в русалью ночь на озеро пошли? – заступился за обиженную красавицу водяной. Тот, что помоложе. – И сами едва не погибли, и сестричек обидели.
Леон хотел возразить, но над озером поднялся многоголосый шум: спорили не кто прав, а насколько сильно обидели красавиц-русалок, решали, не стоит ли из-за этого всем водным и лесным жителям тоже на нас обидеться. Но хозяин леса вновь поднял руку, требуя тишины.
– Мы услышали тебя, Ульяна, – сказал он русалке. – И тебя, змеиный брат, услышали. Нет в тебе ни сожаления, ни раскаяния, а значит, придется тебе вину свою перед Ульяной искупить.
«Утопиться, что ли?» – мелькнуло у меня. Русалка откровенно злорадствовала. Обиженная, тоже мне! Даже шрама не осталось! Вот ведь мелочная… Хуже Осинки.
78 
