– Справлюсь.
* * *
На сборы ушло еще два дня. Долго не могли придумать, каким образом в монастырь пробраться. Пришлось обратиться за помощью к Феодору.
– Так назавтра к ним из города винные бочки отправят, – сказал купец.
– Для монастырского погреба. Лучшие вина, между прочим.
– Охрана? – деловито осведомился Леон.
– Монах-возница и воин из княжеской дружины.
– Маловато, – удивился Арис.
– А на них нападать – себе дороже, – купец усмехнулся в бороду. – Да и монахи не все сплошь безобидные, некоторые воевать обучены не хуже дружинников.
– Колдуны среди них есть?
– Вот уж чего не знаю – того не знаю, – Феодор развел руками.
– Тогда наудачу, – вздохнул Леон и обернулся к нам с подругой.
Если б не та ловушка в подземелье, нас оставили бы в столице, в доме купца, но я была нужна для выполнения придуманного Арисом плана, а оставаться в одиночестве Алина не захотела.
Ясным солнечным полднем на дороге, ведущей от западных ворот стольного града к монастырю, было тихо и пусто. Только птицы звонко щебетали в листве, да ветер ласково касался ветвей.
Из-за изгиба дороги показалась запряженная двумя пегими лошадками повозка – широкая, груженная пузатыми бочками. На облучке сидел монах в простой серой рясе, подпоясанной ножнами, и что-то тихонько бубнил себе под нос. Рядом ехал на статном гнедом жеребце молодой дружинник в красно-белой форменной куртке и штанах да легких латах поверх одежды. На голове – шлем с поднятым забралом, в ножнах – меч, на сапогах – блестящие шпоры. Мужчина грозно глядел по сторонам, всем видом выражая готовность отразить внезапную атаку врага, но в этой местности разбойников не водилось.
По крайне мере до сего дня.
Порыв сильного ветра качнул деревья, громко зашелестела листва, примолкли птицы. Дружинник тронул рукоять меча, но ветер стих, и повозка спокойно покатилась дальше.
Мы наблюдали из-за кустов, пока лошадки не поравнялись с нами. Леон повернулся к Арису и кивнул.
Новый порыв ветра был больше похож на маленький смерч. Обрушившись на всадника, он сбросил его на землю, и прежде, чем дружинник поднялся, Леон выскочил на дорогу и коснулся острием меча незащищенной полоски шеи поверженного стража. Монах успел лишь обернуться – и был точно так же сброшен на землю воздушным вихрем. Подоспевший Горыныч не дал ему встать.
– Что же вы творите, люди добрые? – голос у монаха оказался мягким, а лицо – молодым. – Как не совестно вам нападать на божьего человека?
Его увещевания не подействовали. Обезоружив монаха, Арис направил на него арбалет и велел:
– Раздевайся.
Убедить дружинника расстаться с одеждой, доспехами и оружием оказалось сложнее. Но и он послушался приказа, когда почувствовал, как ползают под штанинами змеи. Связанный, посаженный рядом с оставшимся в подряснике монахом, дружинник презрительно сплюнул, глядя на нас:
– Колдуны…
И еще несколько слов добавил, на что его товарищ по несчастью лишь вздохнул и принялся едва слышно читать молитву. Но прервался, когда Арис сунул ему под нос флягу.
– Пей! – и на полный упрека взгляд светлых глаз ответил: – Не бойся, не отрава.
Второго пленника тоже напоили. Тот сопротивлялся поначалу, а после кривился, словно помои пил, хотя, по словам Горыныча, питье не было горьким. Минут через десять глаза пленников закрылись.
– Спят? – спросила Алина.
Леон кивнул и объяснил:
– Сон-трава. Если Арис не ошибся с рецептом, до ночи проспят.
– А если ошибся?
– Не ошибся, – отозвался Горыныч. Он поднял меч, отобранный у дружинника, взвесил в руке. – Хорош. Да только не видел я монахов с мечом у пояса. Надо бы припрятать пока…
– Монахов? – я улыбнулась. – Ты, что ли, в рясу рядиться собрался?
– А что? – угрюмо спросил он, облачаясь в монашеское одеяние прямо поверх своего. – Леону она коротка будет.
Мы с Алиной захихикали.
– Тебе идет, – проговорила подруга.
Горыныч зло зыркнул на нас и скомандовал:
– А ну, живо по бочкам!
Выполнить его приказ сразу не получилось. Пришлось выкатить две бочки на обочину, вылить из них вино. Темно-красная жидкость убегала в траву, распространяя приятный аромат. Переодетый в форму дружинника Леон проковырял в досках дырки, чтобы мы с Алиной не задохнулись по дороге, помог подруге залезть в бочку. Что-то тихо ей сказал и накрыл крышкой. Я тоже забралась в свое ароматное укрытие, постаралась сжаться покомпактнее. Горыныч заглянул, заслонив яркий круг неба над моей головой, вручил мне лопату с разборной ручкой. Все, теперь пути назад нет. Я вцепилась в гладкую рукоять. На мгновение снова стало видно небо, а потом крышка опустилась, отрезав дневной свет.