29 
– То есть, бизнесмен, – категорично проговорил Рэнсом.
Гарретт рассмеялась.
– Определённо так и есть.
Они обошли толпу и направились к ряду киосков, каждый из которых автономно освещался за счёт самоподдерживающихся газовых или масляных ламп, или пламенем свечей, покрытых яркими абажурами. Пище не давали остыть, накладывая в большие банки на железных примусах или в жестяные и медные аппараты с маленькими трубочками сверху, из которых выходил ароматный пар.
– Что бы вы хотели съесть... – начал Рэнсом, но замолчал, когда его внимание привлекло незначительное волнение возле скопления стендов. Пухлая, румяная молодая женщина в фетровой шляпке, украшенной цветными шёлковыми лентами, сжимала длинную плоскую корзинку для покупок, а в это время рыжеволосый констебль пытался её у неё отнять. Люди собирались посмотреть на разворачивающуюся сцену, при этом одни смеялись, другие ругали констебля.
– Это Мэгги Фрил, – печально сказал Рэнсом. – Я хорошо знаю эту семью, дружил с её братом. Не возражаете, если я разберусь с проблемой?
– Да, конечно, – с готовностью отозвалась Гарретт.
Рэнсом зашагал в сторону спорящих, а Гарретт последовала за ним.
– Что происходит, Макшихи? – спросил он констебля.
– Я конфискую катушку с лентами за её дерзость, вот что происходит, – огрызнулся полицейский, вырвав корзинку из рук женщины. В ней находились нитки, обрывки тканей и длинный штифт, на котором крепились рулоны шнурков и лент.
Всхлипывая, женщина повернулась к Рэнсому.
– Он же не может забрать ленты только потому, что я ему надерзила, так ведь?
– Могу, и заберу, – сообщил ей констебль. Его лицо раскраснелось от негодования и напряжения, а его рыжие брови и волосы только добавляли ему схожести с алым, раскалённым угольком.
– Ты - знатный задира, – прокричала женщина. – Пускай тебя сожрёт кот, а кота дьявол!
– Тише, Мэгги, и придержи коготки, – прервал её Рэнсом. – Colleen [9], не могла бы ты полюбезнее разговаривать с человеком, отвечающим за поддержание покоя? – Когда она попыталась ответить, он поднял руку, жестом призывая этого не делать, повернулся к констеблю и проговорил, понизив голос: – Билл, ты же знаешь, что она зарабатывает на жизнь, продавая ленты. Забрать их, всё равно что вырвать кусок хлеба изо рта. Неужели у тебя нет сердца, приятель.
– Она слишком часто меня обзывала.
– Кривоножкой[10]? – съязвила Мэгги. – Ты про это?
Глаза констебля сузились.
– Мэгги, – мягко предостерёг Рэнсом, бросив на женщину многозначительный взгляд. – Хватит дерзить бедняге. На твоём месте я бы с ним помирился и предложил ленту для его возлюбленной.
– У меня нет возлюбленной, – пробормотал констебль.
– Какая неожиданность, – ядовито отозвалась Мэгги.
Рэнсом ласково приподнял её подбородок указательным пальцем.
Тяжело вздохнув, девушка повернулась к констеблю.
– Ой, тьфу, ладно я дам тебе ленточку.
– Что мне с ней делать? – нахмурившись, спросил Макшихи.
– Ты, что ли, глупый? – изумилась она. – Неужели ничего не знаешь о милашествах? Подари её девушке, которая тебе нравится, и скажи, что ленточка подходит под цвет её глаз.
Полицейский неохотно вернул ей корзину.
– Slán, Эятан, – сказала Мэгги, начиная отмерять нужную длину ленты.
Пока Рэнсом уводил Гарретт, она спросила:
– Что она вам сказала?
– Ирландцы суеверны, они не произносят слово "до свидания". Вместо этого мы говорим "slán", что означает "иди с миром".
– А другое? Эй-а-тан. Как оно переводится?
– Эятан, так звучит моё имя на ирландском.
Гарретт сочла эти три музыкальных слога очень красивыми.
– Мне нравится, – тихо проговорила она. – Но ведь ваша фамилия... Рэнсом... английская, так ведь?
– На протяжении более трёхсот лет, Рэнсомы жили в Уэстмите. Не заставляйте меня доказывать, что я ирландец на людях, lass [11], это может поставить нас обоих в неловкое положение.
– В этом нет необходимости, – с улыбкой на лице заверила его Гарретт.
Пока они шли, он положил свободную руку ей на поясницу.
– Вы раньше бывали на Кларкенуэлл-грин?
– Недолго. – Гарретт кивнула в сторону аккуратной церкви с единственной башенкой и шпилем, возвышающейся на холмике над площадью. – Это же Сент-Джеймс?
– Ага, а вон там находится Кэнонбери-хаус, где давным-давно жил лорд-мэр со своей дочерью Элизабет. – Рэнсом указал на особняк вдали. – Когда он выяснил, что Элизабет влюбилась в молодого лорда Комптона, он запретил ей выходить за него замуж и запер в башне. Но Комптону удалось выкрасть возлюбленную из дома в корзине для выпечки, и вскоре они поженились.
29 
