80 
Когда Хэвлок закончил оценивать его состояние, они с Гарретт отошли к дальней стене библиотеки для личного разговора.
– Он на грани сосудистой недостаточности, – тихо сказал Хэвлок, с мрачным видом. – На самом деле, я никогда не видел пациента, способного выдержать такую сильную потерю крови. Пуля попала в левую грудную мышцу. Я не удивлюсь, если артерия полностью перерезана.
– Я подумала о том же... но если это так, то смерть должна была наступить мгновенно. Почему кровотечение остановилось? Если бы кровь проникала в грудную полость, то функция лёгких бы нарушилась, но они в порядке.
– Возможно, стенки артерии сузились, тем самым произошла временная закупорка.
– Если окажется, что это подмышечная артерия, и я её перевяжу, хватит ли руке кровоснабжения?
– Да, будет вполне достаточно коллатерального кровообращения. Но я бы не советовал.
– А что тогда?
Хэвлок долго смотрел на неё добросердечным взглядом, который ей не понравился.
– Создайте бедняге, как можно более комфортную обстановку и дайте спокойно умереть.
Слова прозвучали, словно пощёчина.
– Что?! – ошеломлённо воскликнула Гарретт. – Нет, я собираюсь его спасти.
– У вас не получится. Основываясь на том, чему вы меня научили об антисептике, этот человек так сильно инфицирован, и внутри, и снаружи, что надежды нет. Подвергать его ненужной операции - глупо и эгоистично. Если бы нам удалось отсрочить смерть на день или около того, он бы прошёл через невыразимые муки. Сепсис бы поразил всё тело, и органы один за другим отказали. Я не стану брать это на свою совесть, и вам не советую.
– Позвольте мне самой беспокоиться о моей совести. Просто помогите, Хэвлок. Одна я не справлюсь.
– Оперировать, когда медицинские факты того не оправдывают, если это только причинит пациенту ненужные страдания, по всем стандартам считается халатностью.
– Мне всё равно, – безрассудно заявила Гарретт.
– Вам станет не всё равно, если операция разрушит вашу карьеру. Вы же знаете, как много людей ухватились бы за шанс аннулировать вашу медицинскую лицензию. Первая женщина-врач в Англии изгнана из профессии после скандала и нарушения дисциплины... как бы это сказалось на женщинах, которые мечтают пойти по вашим стопам? А как же будущие пациенты, которым вы никогда не сможете помочь?
– Если я ничем не помогу этому мужчине, то уже больше никому не смогу. – Гарретт внезапно задрожала от силы своих эмоций. – Это будет преследовать меня вечно. Я не смогу жить с мыслью, что был шанс его спасти, а я им не воспользовалась. Вы его не знаете. Если бы он оказался на моём месте, то сделал бы всё возможное для меня. Я обязана бороться за него. Просто обязана.
Пожилой коллега уставился на неё, будто увидел впервые.
– У вас путаются мысли.
– Я мыслю трезвее, чем когда-либо в своей жизни.
– Вы встретили этого мужчину на званом вечере у лорда Тэтхема.
Гарретт покраснела, но не отвела взгляда, признавшись:
– Мы уже были знакомы. Он мой... он... важен для меня.
– Понятно.
После Хэвлок замолк, поглаживая белые бакенбарды, а в это время ускользали бесценные секунды жизни Итана.
– Вы привезли аппарат для переливания крови? – выпалила Гарретт, вся в нетерпении определить дальнейший курс действий.
Хэвлок выглядел хмуро.
– Я пытался провести переливание крови в семи разных случаях, и все кроме одного закончились шоком, болью и инсультом или отказом сердца. Пока никто не знает, почему одна кровь подходит, а другая нет. Вы не видели, что происходит, когда процедура не удаётся. А я видел. И больше в жизни осознанно не обреку пациента на такие страдания.
– Привезли? – настаивала она.
– Привёз, – ответил он скрипучим голосом. – Да поможет господь вам и этому бедняге, если вы попытаетесь воспользоваться аппаратом. Будьте честны, доктор Гибсон: вы действуете на благо пациента или себя самой?
– Я делаю это ради нас обоих!
По его выражению лица она поняла, что ответ был неверным.
– Я не могу помочь вам сделать что-то идущее вразрез вашим и его интересам, – сказал Хэвлок. – Это сумасшествие, Гарретт.
Он никогда не обращался к ней по имени.
В пронизывающей тишине Хэвлок кинул на неё взгляд, в котором читались одновременно мольба и непреклонность, а затем пошёл прочь из библиотеки.
– Вы уходите? – поражённо спросила она.
Он переступил через порог ничего не ответив.
80 
