Особенно,... 
95 
– Какие жгуты? Ты спятил, Грачев?! – прошипела змеей Марина Ивановна.
– Чтобы перетянуть… что-то, – пробормотал он.
– Что перетянуть? – рявкнула Маша. – Горло тебе?
– Да, мам, точно, – всхлипнула Варя и вытерла нос кулаком. – У меня воды отошли, так что я вполне уверена. Папе? Нет, я не буду ему звонить. Боюсь, мам! Ты сама ему позвони, пусть он на тебя орет.
– «Скорая» едет? – нервничала директриса.
– Пробки, говорят, Ленинградка стоит без движения, – хмурилась медсестра.
– Пусть присылают химкинскую! – закричал математик.
– Черт, черт, черт! – тут уж Варя согнулась от боли. – Сейчас рожу!
– Вот к чему приводят ранние половые связи! – и директриса подняла вверх указку.
Наверное, до самой этой минуты Варя не понимала до конца, что все это – правда, что все это – реально, не понарошку. Море вопросов, ни одного ответа, даже на вопрос – кого ждешь, мальчика или девочку. «Скорая» уложила Варю на каталку. Девочка смотрела на пластиковые квадратики, которыми был отделан потолок школы. Врачи «Скорой помощи» нацепили ей на руку прибор измерения давления, какие-то датчики присобачили к животу.
– Сердцебиение в норме. Везем! – кричал кому-то в рацию доктор в синей форме. – Что ж вы так, дорогая моя? Разве можно до такой степени тянуться к знаниям? Не могли хотя бы сегодня прогулять?
– Я не знала, – слабо улыбнулась Варя, и доктор мягко похлопал ее по плечу.
– Все будет хорошо. Все мы успеем. Оценку-то какую поставили?
– Я не успела решить задачу.
– Поставите нашей будущей мамочке пятерку? – весело спросил доктор у математика. Тот встрепенулся и склонился к Варе.
– В четверти, Варя, в четверти. Только не волнуйся. И дыши!
– Нет, дышать пока не надо. Дыши пока, как обычно, и старайся расслабляться. Не тужься, ладно?
– Ладно, – кивнула Варвара, хотя и понятия не имела, как это – тужиться и как не тужиться. Об этом она узнала немного позже, уже в роддоме, и надо сказать, без этих знаний она бы обошлась точно. Тужиться ей совсем не понравилось.
А потом родилась она, Варина дочь. В четвертом часу, после семи часов активной родовой деятельности. Здоровенькая девочка, три килограмма шестьсот грамм, пятьдесят два сантиметра.
К этому моменту и я, и Гриша уже сидели в коридоре около родильного отделения и ждали, ждали, ждали. Муж то сидел, то вскакивал и начинал бегать, то принимался приставать к любому представителю медперсонала, попадавшемуся, на свою беду, ему в руки.
– Почему так долго? Все ли в порядке? А нам туда можно? А когда можно? Там моя несовершеннолетняя дочь, я не могу оставить ее там одну! Да плевать мне на карантин!
– Гриша, успокойся, – пыталась достучаться до его разума я, но он только еще больше нервничал. Потом нам сообщили, что родилась ОНА. Но только ближе к вечеру, и то по большому одолжению и за относительно небольшие деньги, нам позволили ненадолго навестить нашу Варю. Когда мы пришли, дочь спала так крепко, что даже не заметила нашего прихода.
– Давайте я ее разбужу, – предложила медсестра, добрая и отзывчивая по причине хорошего характера и любви к деньгам.
– Нет, не надо. Мы подождем, – прошептал Гриша, и мы с ним тихонечко расселись на стульях. Он принялся читать свои новости на планшете, а я просто сидела и смотрела на мою девочку. Ее длинные темные волосы растрепались, она немного вспотела, и волосы прилипли ко лбу. Она тихо дышала, приоткрыв рот. На нее надели больничную ночную рубашку, а рядом с кроватью лежал страхолюдный цветастый халат, тоже больничный. Мы принесли с собой сменную одежду, памперсы для маленькой и даже соску. Это было так странно – снова после стольких лет ходить по рядам с детской одежкой, игрушками, сосками и выбирать памперсы. Мы выбрали пару разных упаковок, так как не знали, что именно ей подойдет.
И на этот раз под словом «ей» я подразумевала не Варю, а ее девочку. Нашу внучку. В это невозможно поверить.
– Мама! – Варин голос был тихим и очень усталым.
– Как ты, деточка? – я бросилась к ней, обняла, поцеловала ее горячие щечки. Какая же она еще маленькая, как она может быть матерью? Какая ты бываешь странная, жизнь.
– Папа! – Варя попыталась присесть на кровати, и ее лицо перекосилось от острой боли.
– Лежи, детка. Не надо садиться, – пробормотала я. О, я помню, как после рождения самой Вари я неделю стонала и клялась всем и каждому, что «больше никогда». И все в нашем роддоме меня поддерживали в этом.
95 
