Особенно,... 
76 
Она сидела, обхватив себя руками, и одна мысль билась в голове. Ей нужно время, чтобы быть с ним рядом и помочь пройти вместе некоторый отрезок пути, пока он не забудет прошлое, которое так его мучает. Но времени нет — их уже разыскивают, и через пару дней он отплывет в Америку, а она будет отправлена с провожатым домой. Сердце сжималось от тоски и предчувствия.
Он вернулся и вылил воду, наполнив деревянную кадку.
— Подожду во дворе, — сказал он коротко.
Она встала.
— Ты уже заказал себе место на корабле, отплывающем в Америку?
— Еще нет.
Она облегченно вздохнула.
Он мрачно взглянул:
— Эль… Элеонора. Все, что произошло, не должно было случиться. И снова в этом моя вина. Прошу тебя, только не плачь, — добавил он умоляющим тоном.
— Я не плачу.
— Но ты страдаешь. Я вижу это по твоим глазам! — вдруг воскликнул он. — Я снова заставил тебя плакать.
— Не понимаю, как ты можешь целовать меня и ласкать, а потом пытаешься уверить, что это просто для удовлетворения низменной страсти. Ты любил меня, когда я была ребенком, и не смей это отрицать! — крикнула она, потому что ей показалось, что он хочет возразить. — Потом, когда я выросла, мы были друзьями и разделяли вместе все радости и тяготы, помнишь, как вместе работали в Аскитоне, восстанавливая его из руин. Теперь я женщина, и мы испытываем взаимное влечение, мы любили друг друга только что…
— Не надо, не продолжай, прошу тебя…
Но она уже не могла остановиться:
— Я понимаю, ты был заперт на два года в темном подвале, не видел никого, с тобой жестоко обращались, и в той деревне тогда были убиты солдаты, и ты винишь себя. Но все в прошлом. Ну почему ты не хочешь взять меня с собой? — Она была вне себя от отчаяния. — Ты продолжаешь казнить себя за что-то еще, чего не хочешь мне открыть. И отказываешь себе в счастье на всю оставшуюся жизнь? Ты был счастлив, я сделала тебя счастливым всего несколько минут назад, и сделаю это снова. Мы можем делить постель каждую ночь, и не только, можем разделить жизнь. Я могу иметь от тебя детей, Шон.
Он побледнел.
— Ты должна сохранять гордость. Нельзя молить мужчину о любви.
Ей захотелось изо всех сил ударить его.
— Я не прошу твоей любви. Но ты никак не хочешь понять и принять тот факт, что тоже любишь меня, просто не признаешься себе в этом. — И она замолчала, задохнувшись от отчаяния.
Он молчал, упрямо не желая отвечать. У него не было желания спорить, виски ломило от головной боли.
— Просто я не хочу, чтобы ты портила себе жизнь.
— Ты причиняешь мне боль, когда исчезаешь из моей жизни. И кто позаботится о тебе в Америке? Кто залечит твои шрамы?
Он дернулся:
— Они давно зажили.
— Но мы оба знаем, что шрамы в твоей душе остались и кровоточат.
Он искоса взглянул на нее:
— А если нас поймают?
Сердце у нее забилось, в ней вдруг вспыхнула надежда. Она подошла и взяла его за руку.
— Нас не поймают.
— Ты не понимаешь опасности. — Он отошел назад и покачал головой. — Британские солдаты… ты не знаешь, что они сделают с нами.
— Но не со мной! Я женщина, леди, дочь графа, и, если нам поможет Клифф, нас не поймают. Он сам опасен, как сто пиратов вместе.
— Я не хочу, чтобы тебя повесили рядом со мной! — крикнул он. — Я не могу допустить, чтобы ты погубила свою жизнь из-за меня!
Она отступила. Его отчаяние было столь очевидным, что она пожалела, что заставляет его так мучиться. И, помедлив, прошептала:
— Что-то есть, кроме того всего, о чем я уже знаю. Ты не сказал мне главного. И в этом кроется причина, почему ты боишься за меня, за Клиффа, за всех нас. Скажи, Шон, что действительно произошло с тобой до тюрьмы?
Его лицо застыло, как маска. И в комнате воцарилось молчание.
Она знала, что коснулась самой больной темы.
— Ты можешь мне полностью доверять; что бы ты ни скрывал, я никогда не предам тебя.
После томительной паузы он наконец заговорил, его голос звучал глухо и сдавленно.
— Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, Эль. Поверь, не могу…
И такая боль звучала в его голосе, что Элеонора готова была расплакаться.
Она подошла и решительно обняла его. Он не пошевелился.
— Я не стану больше мучить тебя, Шон, — прошептала она, гладя его по волосам. — Дай мне утешить тебя. Позволь…
Он стоял неподвижно, но она чувствовала, что в нем идет борьба. И вдруг он заговорил:
76 
