Лёгкий, ненавязчивый романчик 
48 
Несколько раз с момента открытия конгресса царь «заимствовал» у своего посла этот дворец, устраивая в нем невиданные по размаху приемы, роскошью превосходящие приемы австрийского императора.
Но сегодня Ричард не въехал в огромный внутренний двор сквозь высокие позолоченные ворота с мраморными колоннами. Он, как приказал ему Александр, остановился у боковой калитки, ведущей в узкий темный проход, поворачивавший к железной винтовой лестнице, поднявшись по которой можно было через потайную дверь попасть в малый салон.
Эта комната была пуста. Дежуривший здесь облеченный особыми полномочиями слуга указал Ричарду путь вверх по ступеням и сразу же закрыл за ним раздвижные панели.
Наметанным взглядом Ричард отметил, что этот секретный салон был убран с тою же роскошью, что и остальные дворцовые помещения. Но убранство имело здесь некое свойство, одну особенность, не укрывшуюся от внимания Ричарда, несмотря на то, что весь его разум и все чувства были исполнены гнетущего неудовольствия. В салоне царила — если не сказать кричала о себе — любовная атрибутика.
Канделябры саксонского фарфора с мерцающими в них зажженными свечками украшали купидоны и целующиеся голубки. Узор на кораллово-красных шелковых занавесях изображал сердца, пронзенные стрелами. На развешанных по стенам картинах белели телами обнаженные Венеры и нимфы в соблазнительных позах. Многие из картин Ричард узнал — это были полотна итальянских художников. Их картины, написанные под лучами горячего солнца, на фоне пронзительно синего неба, он видел и раньше, и каждая сама по себе не производила впечатления непристойности, как это было здесь. И причиной было намеренное обращение к плотскому человеческому началу. Так случается и в обычной спальне, где предназначенность комнаты к интимному в ней пребыванию захватывает в это поле любую мелочь, самый незначительный в любовном смысле предмет — та же свеча в канделябре может светить утилитарно, лишь освещая, а может — таинственно и многообещающе пробуждать чувственность…
Угол комнаты занимала огромная кушетка с горой подушек. Вазы с экзотическими цветами наполняли салон будоражащим пряным запахом. Откуда-то поблизости слышалась сладкая тягучая музыка.
Ричард усмехнулся. Русский царь определенно знает, как следует обставлять сцену любовных утех. Так вот он каков, император Александр!.. В потайном ящике письменного стола он держит портрет мадам Нарышкиной в виде обнаженной, выходящей из пены морской Афродиты, Ричард видел это своими глазами, а тут у него свой любовный салон… Царский трон не застит ему любовного ложа!..
Эту новую сторону натуры русского императора, взявшего его под свое покровительство, так глубоко Ричард осознал для себя только сейчас. При всех он читает Библию, а сам…
С некоторым усилием Ричард вспомнил о той роли, какую отвел ему монарх и какую он должен сыграть сейчас без ошибок. Извольте. Он снял шляпу, скинул с плеч плащ, отбросил маску, которую держал в руке, и вынул из кармана другую — маленькую, из черного бархата.
Эта была та самая маска, в которой он был вчера на балу. Надев ее и бросив на себя взгляд в зеркало, Ричард убедился, что вновь стал неотличимо похож на русского императора.
Бутинский старательно уложил ему волосы, но для большей уверенности Ричард задул часть свечей. Салон погрузился в таинственный полумрак. Тени по углам сгустились, атмосфера сразу стала загадочной.
На угловом столике Ричард заметил несколько прикрытых серебряными крышками блюд и в ведерке со льдом несколько бутылок редкостного вина. Взяв первую попавшуюся, Ричард придвинул к себе бокал. Вино оказалось в меру прохладным, с тончайшим букетом. Выпив залпом половину бокала, Ричард медленными глотками просмаковал вторую, отдавая дань уважения редкостному напитку. Вино, очевидно, выбирал сам граф Разумовский, и оно тоже должно быть поставлено в ряд шедевров. Ричард мысленно похвалил его вкус — отменный.
Поставив пустой бокал на стол, Ричард услышал приближающиеся шаги, и вскоре дверь салона отворилась. Слуга не объявил имени прибывшей — просто закрыл за нею дверь, как только она вошла.
Она выглядела испуганной и очень маленькой — он и забыл, какая она хрупкая. На ней было платье из какой-то зеленой ткани, перехваченное на плечах и под маленькими грудками серебряными лентами. Она походила на случайно попавшую сюда из окрестных лесов нимфу — юное олицетворение Весны, именно такой она ему и запомнилась…
48 
