Конюх промолчал, но у Минеллы возникло чувство, что ему это не по душе.
«Я им всем покажу! — подумала она с веселым азартом. — Просто смешно, что они воображают, будто хористка из» Гейети» не умеет ездить верхом!«
Вместе с Минеллой граф вернулся в замок и велел лакею сказать миссис Харлоу, что он хочет видеть ее немедленно.
Когда она принесла амазонку, Минелла уже была готова переодеться.
Великолепное платье для верховой езды было от Бузвайна — лучшего портного из всех, кто шил охотничью одежду.
Минелла тщательно, как всегда требовал от нее отец, скрепила прическу заколками и пристроила сверху небольшую шляпку, позаботившись о том, чтобы она сидела надежно.
Сапожки для верховой езды, которые тоже принадлежали сестре графа, были немного велики, но зато очень удобны.
Минелла переоделась так быстро, как никогда не переодевалась прежде. Потом она схватила белые вязаные перчатки и, поблагодарив миссис Харлоу, выбежала из спальни.
— Платье сидит на ней как влитое, словно для нее было сшито! — сказала миссис Харлоу Розе, которая помогала Минелле переодеваться. — И не покривив душой скажу, что носит она его как заправская леди.
— Она не такая, как остальные, — заметила Роза. — И с моим малышом обошлась так заботливо!
— Я думаю, это все, лишь затем, чтобы добиться благосклонности его милости! — сказала миссис Харлоу. — Все актрисы одинаковы — и все не лучше, чем должны быть!
Выйдя на улицу, Минелла увидела, что лошадь для нее уже готова, а граф сидит в седле на Крестоносце.
Ему приходилось все время сдерживать нетерпеливого скакуна, и Сарацин тоже беспокойно переступал с ноги на ногу и фыркал.
— Мне кажется, вам надо было все же взять лошадь поспокойнее. — сказал граф, увидев Минеллу.
Она сделала вид, что не слышит и проворно вскочила в седло — к несказанному удивлению конюха, без посторонней помощи.
Дома ей некому было помочь сесть на лошадь, и она так привыкла делать это сама, что сейчас даже не подумала подождать, пока конюх ее подсадит. Только когда она уже сидела в седле, конюх опомнился и, подбежав, торопливо поправил ей юбку.
Сарацин принялся натягивать уздечку и взбрыкивать, чтобы показать свою независимость, но Минелла опытной рукой заставила его слушаться. Граф на Крестоносце поехал вперед, и Минелла пустила Сарацина следом.
Даже в самых безумных мечтах ей не могло представиться, что когда-нибудь она будет скакать на такой изумительной лошади.
Минелла была твердо намерена доказать графу, что он ошибался, считая, что она не в состоянии справиться с Сарацином и что в следующий раз, если представится такой случай, он может дать ей коня и поноровистее.
Пока они рысью выезжали из парка, пробираясь среди низко растущих ветвей, им было не до разговоров.
Выехав в открытое поле, они пустили коней в галоп, и этот темп был для беседы тоже неподходящим.
Только проскакав примерно с полмили, они остановились, и граф с легким удивлением в голосе сказал Минелле:
— Как, во имя всего святого, вам удалось научиться так ездить верхом?
Минелла радостно рассмеялась.
— Я знаю, что вы представляли меня неумелой, но я езжу на лошади с того дня, как выросла из детской коляски.
— Я поражен и к тому же должен выразить свое восхищение вашей внешностью, — сказал граф, глядя на ее волосы, которые ничуть не растрепались после скачки галопом.
Они пустили коней шагом и несколько минут ехали молча. Потом граф нарушил молчание:
— Бы заинтриговали меня, Минелла, и мне кажется, что это какая-то мистификация.
— Почему вы так думаете?
— Потому что вы совсем не такая, какой должны были быть по моим ожиданиям.
— Могу этому только порадоваться, — сказала Минелла, — иначе вы, несомненно, скучали бы, как скучаете всегда, если верить словам других.
Граф ничего не ответил, и, оглянувшись на замок, Минелла добавила:
— Как можно скучать, когда у вас столько всего?
— Вероятно вы, как и все женщины, воображаете, будто деньги и положение в обществе делают человека счастливым, — сказал граф насмешливо.
Минелла покачала головой.
— Я не настолько глупа, но думаю, что без этого было бы тяжелее. Недостаток денег может служить поводом для несчастья, особенно, если речь идет о мужчине.
Граф приподнял бровь.
— А если о женщине? Не сомневаюсь, что вы были бы очень несчастны, лишившись своих красивых платьев и, конечно, поклонников, которые платят за них.