Особенно,... 
28 
Арлетта была права. Граф Жак говорил без умолку. Он засыпал герцога вопросами о скачках, лошадях и делах поместья. Потом они стали говорить о политической ситуации в Париже.
Но Арлетта все время ощущала на себе его внимательный взгляд и опасалась, что герцог это заметит.
Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она провоцирует графа. К тому же она хорошо запомнила слова старой герцогини, которая сказала, что граф хочет от нее избавиться.
Чтобы не раздражать лишний раз герцога, она говорила с детьми по-французски, но постаралась обойтись лишь несколькими фразами.
«Если я буду молчать, он может подумать, что я зануда, — решила Арлетта. — Все-таки нелегкое это дело — быть гувернанткой. Всем сразу не угодишь, даже одному герцогу, и то трудно!»
После изысканного ленча герцог и Дэвид отправились кататься верхом. Арлетта проводила их долгим взглядом.
Она с сожалением подумала, что теперь ей наверняка не позволят кататься. Если герцог всегда будет брать мальчика с собой, то ей нельзя будет объяснить свое участие в прогулках верхом тем, что ей надо сопровождать Дэвида.
А ей так хотелось оседлать одного из великолепных арабских скакунов!
Наблюдая за герцогом во время ленча, она заметила, что тот выглядит как настоящий король в своем украшенном геральдическими эмблемами кресле.
Герцог был не просто великолепен: он безусловно был сильной личностью. Арлетте хотелось слушать, как он говорит, смотреть на него.
«Я его ненавижу!» — мысленно сказала она. Но тут же признала, что это неправда.
Она была заинтригована самым странным и привлекательным мужчиной, которого ей когда-либо приходилось видеть.
Герцог и Дэвид ушли, и Арлетта машинально поднялась в классную комнату. Ей там нечего было делать, потому что малютка Паулина после ленча оставалась с няней, которая стерегла ее сон.
Еще не дойдя до дверей, Арлетта почувствовала, что ее кто-то поджидает. Действительно, она увидела графа Жака. При виде Арлетты его губы растянулись в улыбке.
— Я надеюсь, монсеньор, — холодно произнесла Арлетта, — что я вам не очень нужна. У меня мало времени, потому что я собираюсь написать несколько писем.
— Конечно, вы мне нужны! — воскликнул граф. — Вчера мне вас так не хватало! Надеюсь, что вам тоже меня недоставало.
— Я была слишком занята, — ответила Арлетта.
— Вы, конечно, согласны, что общество двух детей не может удовлетворить такую умную девушку, как вы! Кроме того, мне надо многое вам сказать.
— К сожалению, я не смогу поговорить с вами. Письма должны быть написаны к вечерней почте.
— Хорошо, я не займу много времени, — согласился граф. — Идите сюда, мадемуазель. Присаживайтесь. То, что я вам собираюсь сказать, очень важно.
Арлетта неохотно присела на краешек стула. Граф сел напротив, но тут же передвинул свой стул поближе и оказался совсем рядом.
— Вы такая хорошенькая! Не могу понять, как вам не скучно проводить время с детьми за уроками!
— Мне действительно не скучно. Напротив, мне очень интересно. У меня не возникает проблем с детьми, только со взрослыми.
Граф запрокинул голову и рассмеялся.
— Вы слишком гордая, мисс Тернер, но это типично английская черта. Хотя мне хорошо известно, что ни одна англичанка не примет комплимент с благодарностью, я все-таки скажу вам, что вы невероятно красивы и очень соблазнительны.
— Это все, что вы мне хотели сказать, монсеньор? До свидания, я отправляюсь наверх писать письма!
Она уже поднялась на ноги, но граф поспешно сказал:
— То, что я собираюсь сказать, действительно очень важно! Я прошу вас очень тщательно обдумать мое предложение!
— Предложение?
— Да. Я приглашаю вас отправиться со мной в Париж. Я покажу вам настоящие удовольствия, вы узнаете, что такое веселье и наслаждение в сердце самого прекрасного города мира!
Арлетта посмотрела ему в глаза, и ответ сам собой слетел с ее губ:
— Не могу поверить, монсеньор, — спокойно произнесла Арлетта, — что вы намеренно меня оскорбляете!
— Неужели вы считаете оскорблением мое желание сделать вас счастливой? Одарить вас самыми прекрасными платьями, дорогими украшениями, которые будут сиять ярче ваших прекрасных глаз!
— Вы меня оскорбляете!
Она снова решительно поднялась на ноги. Граф тоже встал.
— Неужели вы настолько глупы, чтобы не понять: вы станете в Париже настоящей сенсацией! Все мужчины будут у ваших ног!
28 
