– Да, Гай? – Я старалась говорить деловито, но мне самой собственный голос показался тонким и напуганным.
– Саманта?! Это ты? – выпалил Гай. – Где тебя носит, черт подери? Почему ты не здесь? Ты не получала моих писем?
– Я не взяла с собой наладонник, – объяснила я. – Почему ты не перезвонил?
– Я звонил! Ты не брала трубку! Потом начались совещания, но я все утро слал тебе письма… Саманта, где ты? Ты должна быть здесь, в офисе! Ради всего святого, почему ты прячешься?
Прячусь? Меня пробрала дрожь.
– Но… Но Арнольд велел мне не показываться. Он сказал, что так будет лучше. Он сказал, чтобы я не приезжала, а он сделает, что сможет…
– Ты хоть представляешь, как это выглядело?! – сначала ты валяешь дурака, потом исчезаешь. Идут разговоры о твоей неуравновешенности, о том, что у тебя срыв… Пошел слух, что ты бежала из страны… Услышав это, я едва усидела на стуле. Не могу поверить, что так промахнулась. Не могу поверить собственной глупости. Что я делаю на чужой кухне, в десятках миль от Лондона?
– Скажи им, что я выезжаю, – пробормотала я. – Скажи Кеттерману, что я сейчас буду… сяду на поезди…
– Слишком поздно, – мрачно проговорил Гай. – Саманта, тут рассказывают всякие истории…
– Истории? – Сердце колотилось так громко, что я едва разбирала слова Гая. – Какие… какие истории?
Голова отказывалась воспринимать происходящее. Я чувствовала себя так, словно моя машина слетела с дороги. А я-то считала, что все под контролем, что я поступаю абсолютно правильно, оставаясь здесь и позволив Арнольду защищать меня…
– Ну, говорят, что тебе нельзя доверять, – сказал Гай. – Что это не впервые. Что ты и раньше допускала ошибки…
– Ошибки? – Я вскочила, голос мой неожиданно обрел силу. – Кто это говорит? Я никогда не совершала ошибок! О чем они болтают?!
– Не знаю. Я не был на собрании, Саманта. Подумай, пожалуйста. Ты не допускала других ошибок?
Подумать?
Я в ужасе уставилась на мобильник. Гай мне тоже не верит?
– Я никогда не допускала ошибок. – Мой голос дрогнул, как я ни старалась. – Никогда. Никаких. Я хороший юрист. Профессиональный. – К своему смятению я осознала, что по моим щекам бегут слезы. – Я достойна доверия. И ты, Гай, это знаешь!
Он молчал.
Несказанное повисло в воздухе. Как приговор. Одну ошибку я все-таки допустила.
– Гай, я понятия не имею, как прозевала эту документацию. – Слова слетали с моих губ все быстрее и быстрее. – Я не знаю, как это могло случиться. Бессмыслица какая-то! Да, мой стол вечно завален бумагами, но у меня своя система, видит Бог! Я не теряю таких документов! Я просто не…
– Саманта, успокойся.
– Как я могу успокоиться? – Я почти кричала. – Это моя жизнь. Моя жизнь, понимаешь? Я не умею ничего другого! – Я вытерла слезы со щек. – И я не собираюсь ее терять. Я еду. Прямо сейчас.
Я нажала на кнопку отбоя и постаралась обуздать эмоции. Мне необходимо вернуться в Лондон. Надо было возвращаться сразу, не проводить ночь неизвестно где. Расписание поездов – загадка, но ничего, разберемся. Нужно выбираться отсюда.
Я схватила листок бумаги и карандаш и нацарапала:
Уважаемая миссис Гейгер!
Боюсь, я должна отказаться от должности экономки. Мне было очень приятно…
Да брось! Сочинять некогда, пора бежать. Я положила листок на стол и двинулась к двери. И остановилась.
Не могу оставить письмо оборванным на середине фразы. Иначе оно будет грызть меня целый день.
Мне было очень приятно, однако я хочу испытать себя на новом месте. Спасибо за Вашу доброту.
Искренне Ваша,
Саманта Свитинг.
Я отложила карандаш, придвинула стул к столу и вновь направилась к двери. Тут завибрировал телефон.
Гай! Я торопливо откинула флип и только потом бросила взгляд на экран. Это был не Гай.
Кеттерман.
По спине пополз холодок. Глядя на имя на экране, я вся съежилась от настоящего смертельного страха. Внезапно мне стало ясно, что это такое – смертельный страх. Все инстинкты в унисон требовали не отвечать.
Увы, поздно. Флип уже откинут. Я медленно поднесла аппарат к уху.
– Алло?
– Саманта, это Джон Кеттерман.
– Слушаю, – прохрипела я, вне себя от ужаса.
Тишина. Я понимала, что сейчас моя очередь говорить. Но меня словно парализовало, в горле встал плотный комок. Слова казались лишними. Всем известно, что Кеттерман не терпит оправданий, извинений и объяснений.