312 
Не только в сельской местности считалось, что Хайле Селассие контролирует силы природы, управляет стихией, но и в городах образованные люди полагали, что удача или неудача в их жизни зависят от того, появится или нет солнце в тот момент, когда во время сезона больших дождей император возвращается из своих поездок по провинциям. Сам монарх не противился им, хотя это явно противоречило его имиджу просвещенного монарха. Склонность к традиционализму сказалась и здесь.
Далеко не все ему удавалось осуществить и из того, что он предпринимал по совету иностранцев. Так произошло с проектом модернизации страны, подготовленным еще в апреле 1917 года. Большая часть проекта начала претворяться в жизнь (совершенствование госбюджета, введение национальной денежной единицы, строительство внешних и внутренних коммуникаций и др), но очень медленными темпами. Однако таковы были заданные Хайле Селассие рамки реформ, считавшего, что Эфиопия должна идти «средним курсом между нетерпеливостью западных реформаторов и инертностью эфиопов, которые закрыли бы свои глаза, если бы свет был слишком ярким».
Хайле Селассие стремился возвысить трон над обществом, придав ему надклассовый, надрелигиозный и надэтнический характер. Представление о том, что он «отец нации», ее высший арбитр, умудренный повелитель, долго и стойко держалось в сознании народа. Он намеренно принуждал своих приближенных к постоянному соперничеству в погоне за его благосклонностью, насаждал противоборствующие группировки на всех уровнях государственной администрации.
В армии, как и в государстве в целом, подавляющее большинство руководящих должностей в соответствии с курсом Хайле Селассие I занимали амхара и христиане, прежде всего монофиситы. Такой дискриминационный курс, активно проводившийся монархом, не мог не вызвать недовольства в стране, хотя в своих речах он неоднократно говорил о равных правах и возможностях всех народов Эфиопии.
3 ноября 1967 года Хайле Селассие в ответ на вопрос корреспондента Франс Пресс о конечной цели его правления заявил: «Пробудить в нашем народе понимание современности, вызвать в нем стремление к прогрессу, стимулировать желание улучшить условия своей жизни — такова задача, к выполнению которой мы стремились всю жизнь». На исходе 60-х годов он повторял мысли 40-летней давности. Время не коснулось их. Даже передав в 1966 году некоторые прерогативы исполнительной власти премьер-министру, он продолжал внимательно следить за работой правительства и многократно вмешивался в его деятельность, подтверждая тем самым, что является главой исполнительной власти в стране. Более того, Хайле Селассие специально реорганизовал личный кабинет, перепоручив ему, несмотря на сопротивление министров, многие правительственные функции, в том числе контрольные. Мнение этого органа императорской власти после одобрения Хайле Селассие имело решающее значение. В 1974 году бывший премьер-министр Аклилю Хабтэ Уольд в следственной комиссии, созданной военными, признал, что «фактически премьер-министром был сам император» и что «другим реальным премьер-министром была старшая дочь монарха Тэнанье Уорк, которая меняла решения Совета министров по своему усмотрению».
В глазах многих у себя в стране и за рубежом Хайле Селассие представал то тщедушным человечком, то могущественным самодержцем, то ненавистным и беспощадным тираном, каравшим за любое проявление инакомыслия, то растерявшимся, безвольным царьком, молчаливо принимавшим удары судьбы, но всегда осторожным, умным, хитрым, ловким и злопамятным. Он отли чался мягкостью манер, набожностью. Показательно замечание английского ученого А. Дж. Баркера, что этот вежливый, благородный, с чувством собственного достоинства и доступный человек небольшого роста (157,45 см) временами наводил ужас на своих министров. Притчей во языцех стала его старческая привязанность к маленькой японской собачке Люлю, смерть которой вызвала неописуемое горе монарха. И это — в то время, когда он сам чистосердечно признавался «Мы никогда не боялись быть суровыми. Мы не страдаем, когда выносим приговор, так как мы уверены в его справедливости».
Нельзя отказать Хайле Селассие в искусстве политического перевоплощения, в умении использовать демократическую фразеологию. После подавления декабрьского (1960) антиимператорского выступления Мэнгысту Ныуая и его сторонников Хайле Селассие пытался представить эту попытку переворота как дело рук «небольшой изолированной группы офицеров», объявивших о своем желании покончить с деспотизмом и нищетой, что перекликалось, по словам монарха, «с осуществлением программы прогресса в области просвещения, здравоохранения и общественного благополучия, которая уже давно выполняется», то есть цели заговорщиков якобы совпадали с уже реализуемы ми императорским режимом задачами, а потому и оснований для их акции не было.
312 
