Последние отзывы

  87  

Вид у нее, ясное дело, был слегка виноватый. Но вместе с тем счастливый. Она как-то помолодела. Примирение: это дешевле, чем подтяжка. Но менее ли болезненно дается? Кейт улыбалась. Интересно, сколько ложек дегтя достанется ей от меня?

— Кейт, вот так сюрприз! Ты что, у мамы детей оставила?

От ее ответа мне стало кисло:

— Нет, мы уже дома.

— Мы?

— Да. Вернулись всей семьей вчера вечером.

— Ах, так! — Я протянула руку. — А это все мне? Маленькой я позволяла себе обходиться с ней довольно круто; хоть я и моложе, но именно я доводила ее до слез. Как-то я поведала Кейт историю про привидения, и она со страху разревелась. Позже я раскаивалась, но вредничать все же не перестала.

Я взяла бутылку и цветок:

— Спасибо! Ты не рассердишься, если я тебя не приглашу войти? Что-то я совсем без сил.

— Ханна!..

— Не страдай, Кейт. Не надо никаких объяснений, — твердо сказала я. — В ваших проблемах — мое дело сторона.

Она пристально посмотрела на меня. Я улыбнулась. По-моему, у меня это получилось хорошо, но мне надо было запудрить мозги Кейт. Она вздохнула, потом протянула руку, забрала у меня шампанское. Ее жест меня настолько изумил, что я не успела воспротивиться.

— Это не подарок, — сказала она тихо. — Это способ склонить тебя на разговор. Не хочешь разговаривать, значит, обойдешься без шампанского.

— Что-что?

— То самое. Горшок можешь себе оставить. Мама сказала, часто поливать цветок не надо, но нужно обрезать отцветшие головки. Позвони, когда будешь в силах.

И, резко повернувшись, Кейт зашагала прочь по дорожке. Словом, когда я сознаюсь, что проявляла прежде жестокость, понятно, что кто-то довел это до моего ума. Иные слова в момент возвращают в детство.

— Ладно, — сказала я ей. — Но все-таки, по-моему, это нечестно.

Мы сели за стол. Шампанское оказалось приличное. Во всяком случае, получше большинства употребляемых мною напитков, хотя хуже их, к слову сказать, если что и бывает, то редко. Доставая стаканы, Кейт слегка повела носом, но смолчала. Надо отметить, не высказывалась она до тех пор, пока шипучка не была разлита и мы не уселись за стол.

— Что, накачалась? — спросила Кейт.

— Да так, чуть-чуть! — смешком отделалась я. — Твой приход меня все-таки взбодрил. Что, разве заметно?

— А ты как думаешь? — Она помолчала. — В прошлый раз мы сидели наоборот.

— Что?

— Когда я была у тебя в прошлый раз. Я сидела, где ты, с чашкой кофе. Ты — где я.

— Верно.

—Знаешь, по-моему, я никогда еще не была так счастлива. Во всяком случае, не помню. Ты так много для меня сделала. Не могу передать, как я тебе благодарна, что ты рядом.

— Да ну… не стоит, — сказала я.

— Я в самом деле думала, что все кончено. Все гадала, справлюсь ли одна, с детьми. Откуда взять деньги, как они будут расти без отца. Ведь у многих такое случается, верно? Справляются же как-то.

— Да, — сказала я. — Но тебе повезло. Во всяком случае, эти заботы с тебя снялись.

— Да, да, абсолютно! — воскликнула Кейт и тотчас умолкла.

Я не стала ее подгонять. Преимущество наркотика — не дергаешься в паузах. Течет время — и пусть себе.

— У нас все наладилось, Ханна, — произнесла Кейт, как мне показалось, часа через полтора. — С Колином. Мы все обговорили. Я и не предполагала. Оказалось, возникли по-настоящему крупные неприятности. Поэтому нам трудно стало общаться, поэтому он так замкнулся в себе. Его бизнес был на грани краха. Все было много серьезней, чем он рассказывал. Восемь месяцев назад банк пригрозил, что закроет им кредит, потому что они запаздывали с выплатой. Колин даже подумывал продать компанию, но ему посоветовали этого не делать, потому что это не окупило бы чудовищный долг. Почти весь год он ходил сам не свой, но мне старался не показывать виду, не хотел взваливать на меня этот груз. Он всегда считал, что работа касается только его, что это его сугубо личная доля в наших отношениях, и он не мог допустить, чтобы я подумала, что он не выдюжил. Правда, сумасшедший? Ты только представь, чтоб в конце двадцатого века мужчина мог стыдиться подобных вещей! Я усмехнулась:

— Положим, он всегда был консерватором.

Душка Колин. Сначала разжалобил ее, заставил себя пожалеть, чтоб потом она ему авансом все простила. Интересно, кто впервые заговорит о юбке, она или я?

— Я очень на него разозлилась. Но потом вспомнила, что у него и отец был такой и что вообще в их семье никто ничего друг другу не рассказывал. Это далось ему нелегко. То, что он все мне открыл. Ты бы видела его, — тихо добавила она. — Он плакал. Сказал, что это поколебало его веру в себя, раз он, мужчина, не способен содержать семью. Он знал, что если бы сразу мне рассказал, я, конечно бы, подхватилась помочь, согласилась бы продать дом или снова пойти работать, чтоб хватало средств. Но это ему бы, как мужу, было унизительно.

  87