31

На Восточном побережье США было ровно шесть вечера.

Младшая дочь Ала Муффета, Луиза, получила разрешение приготовить обед. Приезд дяди надо отметить, так она считала. После смерти бабушки, папиной матери, они почти потеряли связь с отцовской родней, и Луиза настояла на своем. Ал закрыл глаза в безмолвной молитве кухонным богам, глядя, как она снова и снова открывает шкаф с деликатесами.

Так-так, гусиная печенка.

Последняя банка русской икры из ящика, которым семейство отпускников расплатилось с ним за то, что он вылечил их щенка от запора.

— Луиза, — негромко сказал он. — Совершенно не обязательно доставать все, что у нас есть. Притормози, будь добра.

Девочка обиженно надула губки.

— Хоть ты и считаешь, что с родней особо незачем церемониться, я думаю, это самый подходящий повод устроить обед с размахом, папа. Кого нам угощать, если не дядю? Моего дядю, папа! Моего родного дядю!

Ал Муффет набрал воздуху и медленно выдохнул:

— Не забудь, он мусульманин. Свинина исключается!

— А ты как раз обожаешь ребрышки. Фу, стыдись!

Он любил дочкин смех. Она смеялась точь-в-точь как ее мама; смех — последнее, что сохранилось в памяти, когда Ал Муффет закрывал глаза и пытался представить себе жену, а не ту изможденную тень, какой она стала от болезни. Но ничего не выходило. Лицо забылось. Он помнил лишь легкий аромат духов, которые подарил ей на помолвку и которым она с тех пор отдавала предпочтение. И смех. Мелодичный, звонкий, как колокольчик. Луиза унаследовала этот смех, и порой Ал нарочно рассказывал что-нибудь смешное, чтобы закрыть глаза и слушать, как она смеется.

— Что здесь происходит? — спросил Файед, появившийся на пороге. — Кто у вас глава семьи? Ты?

Он подошел к кухонному столу, взъерошил Луизе волосы. Девочка улыбнулась, взяла баклажан и начала привычными движениями срезать кожуру.

Мне не разрешается ерошить ей волосы, подумал Ал Муффет. С не по годам взрослой девочкой так обращаться нельзя, Файед. Ведь ты совсем не знаешь ее.

— Хорошие у тебя дочки, — сказал Файед, поставив бутылку вина на незатейливый дубовый стол посреди кухни. — Думаю, оно вам понравится. А где Шерил и Кэтрин?

— Шерил уже двадцать, — буркнул Ал. — В прошлом году она уехала из дома.

— Вот как. — Файед отступил немного в сторону, чтобы, выдвинув ящик, сохранить равновесие. — Штопор тут найдется?

Алу почудился запах алкоголя. Когда же Файед обернулся к нему, определенно заметил, что глаза у брата влажные, а рот словно обмяк.

— Ты пьешь? — спросил он. — Я думал…

— Крайне редко, — перебил Файед и кашлянул, будто стараясь взять себя в руки. — Но в такой день, как сегодня… — Он опять засмеялся и локтем подтолкнул племянницу: — Вижу, ты решила устроить настоящий пир. И я с тобой согласен. Кстати, у меня и подарки приготовлены для вас, для девочек. После обеда откроем. В самом деле очень приятно повидать вас всех!

— Вообще-то, кроме нас двоих, ты пока никого не видел. — Ал выдвинул ящик. — Но Кэтрин скоро придет. Я предупредил, что обедать будем примерно в полседьмого. У нее сегодня игра. Сейчас, наверно, матч уже кончился.

Штопор зацепился за взбивалку. Ал осторожно вытащил его, подал брату.

— Что ты говоришь! — с жаром воскликнул Файед, забирая штопор. — Моя племянница участвует в спортивном матче, а ты молчишь! Могли бы пойти посмотреть! Мои ребята спортом не интересуются. — Он покачал головой и недовольно поморщился. — Ни один. Нет у них соревновательного инстинкта.

  94