— Возможно, — будничным голосом произнес он, стараясь не пугать детей, которые смотрели на него так, словно он нацепил на себя красный клоунский нос, — она думала…
— Что с тобой, папа? Ты сам не свой…
Луиза потянулась через стол, положила узкую ладошку на большую отцовскую руку.
— Ничего… Все хорошо. Все в порядке. — Он неловко изобразил успокоительную улыбку, чувствуя, что от него ждут объяснения: — Желудок вдруг заболел, на минутку… Наверно, из-за икры. Сейчас пройдет.
Файед посмотрел на брата. Глаза его еще больше потемнели. Казалось, он обладает сверхъестественной способностью втягивать их в череп или выдвигать лоб вперед, делая лицо совсем мрачным, прямо-таки пугающим. Алу вспомнилось, что точно так же брат смотрел на него в детстве, устроив очередную скверную проказу, из тех, что кончались непременным, а с годами все более сердитым отцовским выговором. И он понял, что это может означать.
И догадался, толком не понимая как, к чему могло привести то, что на смертном одре мать спутала сыновей.
Одного он понять никак не мог: почему брат решил приехать именно сейчас, спустя три года, ни с того ни с сего, вести себя будто чужой, нарушить привычную спокойную жизнь, которую Ал Муффет создал себе и дочерям в захолустье на северо-востоке США.
— Пожалуй, мне нужно прилечь. Ненадолго.
Что-то не так, думал он, направляясь к лестнице на второй этаж. Здорово не так, и мне необходимо собраться с мыслями.
Али Сайд Муффаса, думай, думай хорошенько!
32
Абдалла ар-Рахман проснулся от собственного смеха.
Как правило, он крепко спал семь часов, с одиннадцати вечера до шести утра. В иные ночи, случалось, и просыпался от беспокойства — от неприятного ощущения, что дела пошли не так, как ему хотелось. Временами жизнь была слишком нервозной, даже для человека, который за последние десять лет научился по максимуму делегировать свои полномочия. В общей сложности ему принадлежало триста с лишним компаний по всему миру, разных по величине и в разной степени нуждавшихся в его личном присмотре. Большей их частью руководили люди, которые даже не подозревали о его существовании, к тому же он давным-давно благоразумно спрятал львиную долю своих предприятий, призвав на помощь целую армию юристов, преимущественно американцев и англичан, обосновавшихся на Каймановых островах со своими внушительными конторами, роскошными виллами и анорексичными женами, которым и руку-то пожать страшно.
Временами, конечно, дел все равно бывало невпроворот. Абдалла ар-Рахман приближался к пятидесяти, и ему ежедневно требовалась жесткая двухчасовая тренировка, чтобы сохранять форму, которую он считал для себя необходимой и которая вдобавок обеспечивала ему крепкий здоровый сон. Без тренировки он спал тревожно, но, к счастью, такое случалось редко.
Раньше он никогда не просыпался от смеха.
И сейчас с удивлением сел в постели.
Спал он один.
Жена, на тринадцать лет моложе его, мать всех его сыновей, имела во дворце собственные покои. Он часто навещал ее, обыкновенно рано утром, пока не ушла ночная прохлада, делавшая ее постель еще уютнее.
Но спал он всегда один.
Электронные часы возле кровати показывали 3.00.
Ровно три ноль-ноль.
Усевшись поудобнее, он потер ладонью лицо. В Норвегии полночь, подумалось ему. Там как раз наступает новый день, четверг 19 мая.
Канун.
Абдалла сидел не шевелясь и пытался припомнить сон, который разбудил его. Напрасно. Он ничего не помнил. Только настроение было на редкость хорошее.
Во-первых, все прошло как задумано. Не только само похищение выполнено по плану. Но и мелкие детали сработали четко. Это стоило ему денег, больших денег, хотя финансовая сторона совершенно его не заботила. Огорчительно, что пришлось пожертвовать многими в системе. Впрочем, и это не играло особой роли.
Такова необходимость. Характер этого дела таков, что тщательно созданные и бережно опекаемые объекты можно было использовать лишь один раз. Конечно, они далеко не равноценны. Большинство, нанятое в Норвегии, просто мелкие мошенники. Купленные, что называется, на ближайшем углу, о них и думать незачем. Других же пришлось растить и готовить много лет.
Иными, вроде Тома О'Рейли, он занимался сам.
Но все они были dispensable.[47]
Ему вспомнился анекдот, который он слышал на деловой встрече в Хьюстоне от хвастливого краснолицего швейцарца. Они сидели на верхнем этаже небоскреба, и вдруг за огромными панорамными окнами появилась люлька с мойщиком окон. Толстяк женевец, взглянув на работягу, обронил, что лучше бы использовать одноразовых мексиканцев. Остальные участники вопросительно воззрились на него, а он расхохотался: мол, представьте себе вереницу мексиканцев на крыше, каждый с тряпкой в руках, их сталкивают вниз, одного за другим. Каждый, падая, отчистит свою полоску, и в конце концов можно и от грязи на окнах избавиться и от них.