И почему первым порывом было найти бальзам или мазь для ссадин?
Габриела поджала губы, злясь на себя за стремление облегчить его страдания, обошла стул и встала перед Дрю. Она уже оставила свою каюту Марджери. Подругу мучила морская болезнь, как обычно, в первые два дня после отплытия из порта. Поэтому Габриела поспешно предложила ей свою каюту… слишком поспешно. Это дало ей предлог быть поближе к Дрю. Остается только сказать, что отныне они будут делить каюту, и Габриела с удовольствием представляла его раздосадованную физиономию.
Но Дрю заговорил первым:
—Моя сестра и Джеймс приветили тебя, и вот как ты с ними поступила?
— Но мне в голову не приходило захватить их корабль. Я захватила твой, — резонно указала она.
— Не думаешь, что они примут это близко к сердцу? Неприятно объяснять тебе это, милая, но Джеймс — человек, который будет до могилы помнить зло. Мэлори не из тех людей, которым можно перейти дорогу и остаться безнаказанной, но именно этот Мэлори — самый бешеный и мстительный из всех.
— Извини, но я была свидетельницей того, насколько он не переваривает братьев своей жены. Может, еще что придумаешь?
— Дело вовсе не во мне. Просто сестра любит меня и очень расстроится, узнав обо всем. А он всячески оберегает ее. И готов растерзать всякого, кто ранит ее чувства.
— Твоя сестра ничего не узнает, пока мы тебя не отпустим, — беспечно бросила она, хотя в душе родилось неприятное ощущение того, что он может оказаться прав насчет Джеймса Мэлори. Прожив в его доме несколько недель, Габриела так и не смогла избавиться от страха, который он неизменно в ней будил.
— Никогда не знаешь, что его оскорбит. Я бы уж точно ни за какие коврижки не хотел бы, чтобы он пустился в погоню за мной.
— А ты? Не собираешься в погоню за мной? Разве не ты пообещал засадить нас всех за решетку?
— Разумеется, но если выбирать из двух зол наименьшее, я предпочел бы Джеймса, — проворчал он с таким видом, что Габриела рассмеялась. Очевидно, он раздражен тем, что она не испугалась мрачных предсказаний и не велела немедленно его освободить. И неплохо бы нанести еще один удар…
— Кстати, — небрежно объявила она, — у меня для тебя неприятная новость.
— Почему я не удивлен? — саркастически хмыкнул он. Но Габриела, проигнорировав его, продолжала:
— Каюта, в которую я собиралась переселить тебя, уже занята.
— И что?
— Тебя можно бы и развязать, но поскольку придется оставаться здесь…
— Ты не можешь бесконечно держать меня связанным, — негодующе перебил он. — Или собираешься кормить меня с ложечки?
Габриела покачала головой:
— Нет, на это не рассчитывай. Я решила приковать тебя цепями прямо здесь… то есть если мы сумеем найти цепи и кандалы. И учти, пока мы разговариваем, за тобой присматривают.
— Прикуешь цепями к своей койке? И еще называешь это неприятной новостью?
Она понимала, что он хочет ее задеть… но тон казался таким интригующим и… соблазняющим. Если он пытался ее сконфузить, это ему удалось. С самого начала он без труда заставлял ее краснеть так, что щеки пылали от рискованных и непристойных шуточек. Скандальными они, конечно, слыли только в приличном обществе, а он считал ее пираткой. Возможно, он рассудил, что она привыкла к подобным разговорам, и хорошо, если это так. Значит, она играет свою роль достаточно достоверно.
Время близилось к полудню. Прежде чем вернуться в каюту, она потребовала принести еду, но надеялась, что сначала прибудут цепи, чтобы капитан смог самостоятельно держать ложку в руках. Но ей нужно начинать вести себя, как жестокой пиратке, так что неплохо бы поесть перед носом у Дрю и оставить его голодным.
А если он своими шуточками о кровати старается смутить ее, нужно постоянно быть настороже и игнорировать подобные замечания, вызывающие в воображении манящие картины, о которых ей вовсе не следовало бы думать.
Правда, есть единственный способ положить конец его намекам: уверить, что она уже имеет мужчину. Это поможет обеспечить успех плана, поскольку человеку свойственно хотеть то, чего он не может иметь.
И не успела она сообразить, как лучше провести Дрю, дверь отворилась, и вошел Ричард, вертя в руках длинную цепь, отрезок которой был обернут вокруг его шеи. К другому концу были прикреплены кандалы.
— Вы об этом толковали, капитан? В трюме их две. Я использовал все свои блестящие способности убеждения, чтобы уговорить кого-то из его команды бросить цепь мне. Сказал, что это для англичанина, — ухмыльнулся он. — Американцы до такой степени терпеть не могут англичан, что даже не спросили, для кого именно необходима цепь.