24 
— Эй, ты, куколка!
Хермансон обернулась.
Мужчина средних лет стоял у высокой железной решетки на газоне кладбища у Кунгсхольменской церкви и пялился на нее.
— Куколка, посмотри-ка сюда.
Он расстегнул пуговицу на брюках и теперь возился с молнией.
Этого было достаточно. Она уже все поняла.
— Ну, доставай свой причиндал, старый пердун!
Она сунула руку в куртку, всего на несколько секунд, и в руке ее оказался служебный пистолет.
— Ну же, давай.
Она не сводила с него взгляд и говорила спокойным голосом.
— И я тебе его отстрелю. Новеньким полицейским оружием. Допоказывался, хватит!
Он остолбенел, не в силах отвести взгляд от «куколки», наставившей на него пистолет. Надо же: она из полиции! Потом отскочил, попытался застегнуть ширинку, споткнулся о поросшую мхом надгробную плиту с трудноразличимой надписью и помчался прочь не оглядываясь.
Хермансон покачала головой.
Сколько же психов развелось!
Большой город порождает их, кормит и прячет.
Мариана Хермансон подождала, пока он скрылся в зарослях кустарника, а потом продолжила свою прогулку — мимо ратуши, потом под железнодорожным мостом, и через пару минут — на лифте вверх к стеклянным дверям, те открылись, едва она позвонила: ее ждали.
Сотрудник канадского посольства представился как Тимоти Д. Краус — высокий молодой человек со светлыми, коротко постриженными волосами. У него было приветливое лицо и обычная для дипломатов походка и манера говорить. Хермансон уже приходилось сталкиваться с подобными типами во время различных расследований, и она не раз удивлялась, как они похожи друг на дружку, эти люди в посольствах, независимо от национальности и происхождения, они ходили и двигались именно как дипломаты, говорили как дипломаты. Были ли они такими с самого начала и потому выбрали дипломатическую карьеру, или приобрели по ходу дела эти манеры, помогающие им быть незаметными?
Хермансон протянула ему паспорт, принадлежавший человеку, который в это время сидел в следственной тюрьме по подозрению в попытке убийства. Краус потрогал темно-синюю обложку, провел пальцем по страницам внутри, изучил номер и персональные данные.
На все ему понадобилось не так много времени; когда он заговорил, его голос звучал уверенно:
— Паспорт подлинный. Я в этом убежден. Все правильно. Я уже проверял номер. И персональные данные совпадают с теми, которые были внесены при выдаче.
Хермансон посмотрела на служащего посольства. Она сделала пару шагов вперед и указала на компьютер.
— Я бы хотела посмотреть.
— Других сведений нет. Мне очень жаль. Это все, что мы можем вам предоставить.
— Я бы хотела увидеть того человека.
Краус задумался над ее требованием.
— Это важно.
Он пожал плечами:
— Конечно. Почему бы и нет. Раз уж вы пришли. Я уже передал вам всю прочую информацию.
Он взял стул и предложил ей сесть рядом с ним, налил стакан воды, извинился, что на подключение к Сети понадобится время.
Теперь за стеклянной дверью стояли два человека в темных костюмах, они вошли, и их встретила одна из сотрудниц. Они прошли мимо Крауса, кивнули ему, как знакомому, и прошествовали дальше.
— Еще немного. Сейчас соединимся.
Экран ожил, Краус набрал пароль и открыл страничку, напоминавшую указатель в книге. Затем открылись еще два окна: имена в алфавитном порядке, двадцать два канадских гражданина носили фамилию Шварц и имя Джон.
— Пятый Джон Шварц сверху. Видите. Это его номер паспорта. — Краус кивнул на экран. — Вы хотели посмотреть, как он выглядит.
Фотография Джона Шварца, которая была в паспорте, что лежал теперь на столе, того Джона Шварца, который, согласно миграционной службе, имел постоянный вид на жительство в Швеции, заполнила весь экран.
Краус смотрел туда, ничего не говоря.
Он наклонился вперед, полистал паспорт, раскрыл страницу с фотографией и личным номером.
Хермансон догадывалась, о чем он думает.
Человек на фото в паспорте был белым.
Тот мужчина, которого описывали как подозреваемого в попытке убийства и который сидел в камере, — был белым.
Но тот, кто улыбался на фото в досье канадского полицейского управления, тот, кто некогда был законным владельцем паспорта, который Краус сейчас держал в руках, он-то был цветным.
Эверт Гренс был раздражен. День начался наперекосяк уже в шесть часов утра, едва он открыл входную дверь в полицейское управление, а теперь, когда время подходило к обеду, стало еще хуже. Он не выносил всех этих идиотов. Если бы можно было закрыться от всех и пустить музыку погромче, методично расправляясь с кипой следственных дел, которые надо было уже давным-давно завершить. Но не успел он и подступиться к работе, как кто-то постучал в дверь. Очередные бессмысленные вопросы и плохо обоснованные отчеты, он презрительно фыркнул, — а еще требуют, видите ли, чтобы он прикрутил звук, — да пошли они к черту! Он скучал по Анни.
24 
