Особенно,... 
80 
– Все нормально. – Я попыталась успокоить ее.
Я взяла влажное полотенце, чтобы вытереть ее, дала гигиеническую прокладку и наблюдала, как она пытается пристроить ее между ног. Я должна была показать ей это, когда у нее начнутся первые месячные. Сколько времени еще осталось до того момента?
– Мама, – позвала Кейт, – опять течет.
– Клинический рецидив. – Доктор Шанс снял очки и сжал пальцами переносицу. – Думаю, нужно делать пересадку костного мозга.
Я вдруг вспомнила надувную боксерскую грушу, которая была у меня, когда я была такого же возраста, как Анна. Внутри у нее был песок, и, как только я наносила удар, груша тут же возвращалась обратно.
– Но несколько месяцев назад, – начал Брайан, – вы говорили, что это опасно.
– Так оно и есть. После пересадки костного мозга выздоравливает половина пациентов. Другая половина не переносит химиотерапии и облучения, которые нужно пройти до операции. Некоторые умирают в результате осложнений после пересадки.
Брайан посмотрел на меня и озвучил страх, который захлестнул нас.
– Зачем же подвергать Кейт риску?
– Потому что, если этого не сделать, – ответил доктор Шанс, – она точно умрет.
Когда я позвонила в страховую компанию в первый раз, связь случайно прервалась. Во второй раз я двадцать две минуты слушала заунывную мелодию, пока трубку взяла работник отдела по работе с клиентами.
– Скажите, пожалуйста, свой регистрационный номер.
Я продиктовала ей номер, который есть у всех государственных служащих, а также номер социальной страховки Брайана.
– Чем могу вам помочь?
– Я уже разговаривала с кем-то неделю назад, – объяснила я. – У моей дочери лейкемия, и ей необходима пересадка костного мозга. В больнице мне сказали, что страховая компания должна покрыть расходы.
Операция по пересадке стоила от ста тысяч долларов и выше. Само собой, таких денег у нас не было. Но то, что врач порекомендовал пересадку, еще не значит, что страховая компания согласится оплатить ее.
– Такая процедура требует тщательного изучения…
– Да, я знаю. Мы об этом говорили еще неделю назад. Я звоню, потому что никакого ответа я от вас так и не получила.
Она оставила меня ждать на линии, пока найдет мои данные. Я услышала негромкий щелчок, а потом записанный на пленку голос оператора: «Если вы хотите поговорить с…»
– Черт! – Я бросила трубку.
Бдительная Анна заглянула в комнату.
– Ты сказала плохое слово.
– Я знаю.
Я взяла трубку и нажала кнопку автодозвона. Прослушав голосовое меню, я наконец-то связалась с живым человеком.
– Меня только что разъединили. Опять.
Еще пять минут ушло на то, чтобы эта оператор записала те же цифры, имена и факты, которые я уже сообщала ее предшественницам.
– Вообще-то мы уже рассмотрели вашу заявку, – сказала женщина. – К сожалению, мы не считаем, что эта операция необходима вашей дочери.
Я почувствовала, как вспыхнуло мое лицо.
– А смерть?
Для подготовки к пересадке я должна делать Анне стимулирующие уколы, как когда-то делала их Кейт после переливания пуповинной крови. Это нужно для того, чтобы костный мозг У Анны вырабатывался интенсивнее, чтобы клеток хватило и ей, и Кейт.
Анне объясняли, зачем это надо делать. Но все, что она запомнила, это то, что два раза в день мама будет делать ей уколы.
Мы использовали обезболивающую мазь. По идее, Анна не должна была чувствовать боль от укола, но она все равно кричала. Я подумала: может ли эта боль сравниться с той, которую чувствуешь, когда твой шестилетний ребенок смотрит тебе в глаза и говорит, что ненавидит тебя?
– Миссис Фитцджеральд, – сказал начальник отдела по работе с клиентами, – мы понимаем ваше положение. Правда.
– Как-то не очень верится, – ответила я. – Сомневаюсь, что у вас есть дочь, которая находится на грани жизни и смерти, и ваша комиссия смотрит не только на последнюю строчку, где указана стоимость трансплантации.
Я говорила себе перед этим, что буду держать себя в руках, и продержалась уже тридцать секунд.
– Наша компания оплатит девяносто процентов обычной цены за переливание лимфоцитов. Тем не менее, если вы будете настаивать на пересадке костного мозга, мы покроем только десять процентов затрат.
Я сделала глубокий вдох.
– Врачи в вашей комиссии, которые дали такие рекомендации, – какая у них специальность?
– Я не…
– Они ведь не специалисты по острой промиелоцитной лейкемии, правда? Потому что даже самый слабый онколог, закончивший захудалый мединститут в Гуаме с низкими оценками, скажет вам, что переливание лимфоцитов в данном случае не поможет. Что через три месяца у нас опять будет такой же диагноз. А если вы проконсультируетесь с доктором, который непосредственно знаком с историей болезни моей дочери, он ответит, что повторный курс лечения вряд ли даст результат при острой промиелоцитной лейкемии, потому что у таких пациентов развивается устойчивость к лекарствам. Это значит, что ваша компания соглашается практически выбросить деньги на ветер, вместо того чтобы потратить их на реальный шанс спасти жизнь ребенка.
80 
