91 
Надзиратель берет мои вещи и начинает их перетряхивать.
— Руки по швам! — командует он.
Я закрываю глаза и делаю, как он приказывает, даже когда он заставляет меня повернуться, нагнуться, и я чувствую, как он раздвигает мне ягодицы. Мне в грудь тыкается мягкий куль с одеждой.
— Одевайся.
Внутри одежда, но не моя. Там три пары носков, три пары трусов, три футболки, теплые брюки, теплая футболка, три пары синих штанов и в тон им сорочки, резиновые сандалии, куртка, шапка, перчатки и полотенце.
Какое облегчение! В конце концов оранжевое я носить не буду.
Я всего один раз в жизни ночевал не дома. Остался ночевать у мальчика по фамилии Маршалл, который с тех пор переехал в Сан-Франциско. У Маршалла очень плохое зрение, поэтому он, как и я, часто являлся объектом плоских шуточек одноклассников. Ночевку устроили наши мамы, когда я узнал, что Маршалл может выговорить без запинки названия многих динозавров вплоть до мелового периода.
Мы с мамой две недели обговаривали, что делать, если я проснусь среди ночи и захочу домой (тогда я позвоню). Что делать, если мама Маршалла подаст на завтрак блюдо, которое я не люблю (я скажу: «Спасибо, не надо»). Мы обсудили, что у Маршалла, скорее всего, одежда в шкафу разложена не так, как у меня. У него есть собака, а с собак иногда сыплется на пол шерсть.
В тот вечер мама привезла меня к Маршаллам после ужина. Маршалл предложил посмотреть «Парк Юрского периода», я согласился. Но когда во время просмотра я стал рассказывать ему, что является анахронизмом, а что чистейшей выдумкой, он разозлился и велел мне заткнуться. Я отправился играть с его собакой.
У Маршалла был йоркширский терьер, кобель, однако с розовым бантиком на голове. У него был крошечный розовый язычок, и он лизнул мне руку — я думал, что мне понравится, но почему-то захотелось ее немедленно вымыть.
Ночью, когда мы пошли спать, мама Маршалла положила между нами скрученное во всю длину одеяло. Поцеловала сына в лоб, потом поцеловала меня, что было странно, ведь она же не моя мама. Маршалл сказал, что утром мы, если встанем рано, сможем посмотреть телевизор, пока мама не проснулась. Потом он уснул, а я не смог. Я не спал и слышал, как в комнату зашел йорк и забрался под одеяло, оцарапав меня своими черными когтями. Не спал я и тогда, когда Маршалл во сне описал кровать.
Я встал и позвонил маме. На часах было 4.24 утра.
Когда она приехала и постучала в дверь, мама Маршалла открыла ей в халате. Моя мама от моего имени поблагодарила Маршаллов.
— Похоже, мой Джейкоб ранняя пташка, — сказала она. — Очень ранняя.
Она хотела засмеяться, но смех ее прозвучал как-то надтреснуто.
Когда мы сели в машину, она сказала:
— Прости.
Я чувствовал ее взгляд, даже не поворачиваясь к ней.
— Никогда больше так со мной не поступай, — ответил я.
Я должен заполнить форму для посетителей. Не могу представить, кто захочет ко мне прийти, поэтому вписываю имена мамы и брата, наш адрес, даты рождения. Дописываю и Джесс, хотя понимаю, что она уж точно не придет, но готов держать пари, что она захотела бы.
Потом меня осматривает медсестра, измеряет температуру, пульс — точно как на обычном приеме у врача. Когда она спрашивает, принимаю ли я лекарства, я отвечаю, что принимаю. Но она злится, когда я не могу вспомнить названий, а могу только назвать цвет таблеток или сказать, что лекарство вводят шприцом.
В конце концов меня отправляют туда, где я буду в ближайшее время пребывать. Надзиратель ведет меня по коридору до будки. Внутри нее другой надзиратель нажимает кнопку, железные двери перед нами расходятся. Мне дают еще один мешок — с постельным бельем: две простыни, два одеяла и подушку.
Камеры расположены слева по коридору, пол которого представляет собой металлическую решетку. В каждой камере по две кровати, раковина, унитаз, телевизор. В каждой камере по двое мужчин. Это обычные люди, которых можно каждый день встретить на улице, если не считать, разумеется, того, что они совершили какое-то правонарушение.
А может быть, и нет. Я ведь тоже здесь.
— Неделю посидишь пока здесь, а там посмотрим, — говорит надзиратель. — В зависимости от поведения можно будет перевести тебя на менее строгий режим.
Он кивает на камеру, в которой, в отличие от остальных, есть маленькое окошко.
— Там душ, — говорит он.
91 
