ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мои дорогие мужчины

Ну, так. От Робертс сначала ждёшь, что это будет ВАУ, а потом понимаешь, что это всего лишь «пойдёт». Обычный роман... >>>>>

Звездочка светлая

Необычная, очень чувственная и очень добрая сказка >>>>>

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>




  97  

На пять секунд этим человеком становится Оливер Бонд.

— Прошу прощения! — извиняюсь я, отстраняясь от него. — Намочила вам рубашку.

— Да уж, фланелевая рубашка «Вулрич» вещь деликатная. Я включу счет за химчистку в сумму гонорара. — Он подходит к пропускнику и получает назад мои права и ключи, потом выводит меня на улицу. — Ну-ка, рассказывайте, что там произошло?

— Джейкоб покалечил себя. Должно быть, ударился обо что-то головой. Не лоб, а сплошной синяк, голова забинтована, на ней запекшаяся кровь. Он стал биться головой прямо в кабинке для свиданий, ему ввели успокоительное. Его добавки не взяли, и я не знаю, чем он питается и ест ли вообще. И… — Я осеклась, встретившись с ним взглядом. — У вас есть дети?

Адвокат вспыхивает.

— У меня? Дети? Я… Нет.

— Оливер, я однажды наблюдала, как сын ускользает от меня. Я так боролась за его возращение, что не могу позволить этому случиться еще раз. Если Джейкоб сейчас способен и может предстать перед судом, то через две недели он утратит дееспособность. Пожалуйста, — умоляю я, — неужели вы ничего не можете сделать, чтобы вытащить его оттуда?

Оливер смотрит на меня. На морозе его дыхание клубится между нами.

— Не могу, — отвечает он. — Но, кажется, вы можете.

ДЖЕЙКОБ

1

1

2

3

5

8

13

И так далее.

Это последовательность Фибоначчи. Ее можно описать детальнее:



Ее можно объяснить также рекурсивно:



Это означает, что каждое последующее число является суммой двух предыдущих.

Я заставляю себя думать о цифрах, потому что, похоже, никто не понимает меня, когда я говорю человеческим языком. Это похоже на серию «Сумеречной зоны», когда слова внезапно изменили свой смысл: Я говорю «хватит», а они не унимаются; прошу отпустить меня, а они запирают меня в камере. Из этого я делаю два вывода:

1. Из меня делают преступника. Однако я не думаю, что мама позволила бы шутке затянуться так надолго, из чего заключаю:

2. Что бы я ни сказал, как бы ясно ни выразился, меня никто не понимает. А значит, я должен найти для общения способ получше.

Числа универсальны, язык чисел не знает географических и временных границ. Такое испытание: если кто-нибудь — хотя бы один человек — поймет меня, тогда есть надежда, что он поймет, что случилось в доме Джесс.

Можно наблюдать последовательность Фибоначчи на цветках артишока и на сосновой шишке. Можно воспользоваться этой последовательностью, чтобы объяснить, как размножаются кролики. Когда n стремится к бесконечности, отношение а(n) к а(n-1) приближается к числу Фи, золотому сечению, — 1,618033989, — которое использовалось при возведении Парфенона и проявляется в произведениях венгерского композитора Бартока и его французского коллеги Дебюсси.

Я меряю шагами камеру, и с каждым шагом в моей голове вспыхивает новое число Фибоначчи. Я все сужаю круги, пока не останавливаюсь посредине камеры и не начинаю все сначала.

1

1

2

3

5

8

13

21

34

55

89

144

Входит надзиратель с подносом. За ним идет медсестра.

— Привет, парень! — говорит он, размахивая передо мной рукой. — Скажи что-нибудь.

— Один, — отвечаю я.

— Что?

— Один.

— Что один?

— Два, — говорю я.

— Время ужинать! — объявляет надзиратель.

— Три.

— Будешь есть или опять выбрасывать?

— Пять.

— Сегодня пудинг, — продолжает он, снимая крышку с подноса.

— Восемь.

Надзиратель втягивает носом воздух.

— Н-да…

— Тринадцать.

Наконец он сдается.

— Я же говорил тебе. Он как с другой планеты.

— Двадцать один, — говорю я.

Медсестра пожимает плечами и поднимает шприц.

— «Очко», — отвечает она и погружает иглу мне в ягодицу, пока надзиратель держит, чтобы я не дергался.

Когда они уходят, я ложусь на пол и пальцем пишу в воздухе числа Фибоначчи. Продолжаю лежать, пока не начинает рябить в глазах, а палец не становится тяжелым, как гиря.

Последнее, что я помню, перед тем как исчезнуть: числа имеют смысл. О людях такого не скажешь.

ОЛИВЕР

В Вермонте контора, где работают адвокаты штата, называется не просто адвокатской конторой, а своим названием скорее напоминает нечто сошедшее со страниц романов Диккенса: «контора генерального защитника». Тем не менее, как во всех государственных конторах, там за гроши люди работают с утра до ночи. Именно поэтому, отправив Эмму Хант делать свое дело, я поспешил в свою контору-квартиру, чтобы заняться своим делом.

  97