очень нудно 
40 
— Ты спас мне жизнь, — тихо сказала она. — Если бы не ты, они бы меня еще долго пытали, а потом убили бы.
— Ты в этом уверена?
Она кивнула.
— Да, усатый лейтенант мне так и сказал. Когда они пытают людей, но собираются их потом отпустить, они прячут лица под капюшонами. С открытым лицом работают только тогда, когда знают, что допрашиваемый уже не сможет никому о них рассказать.
— Лейтенанта зовут Франциско Каррас, — сказал Малко. — Это садист.
И он рассказал ей о трех кастрированных крестьянах.
— Они отправят их на вертолете якобы домой, в деревню, — вздохнула Моника. — И бросят на скалы где-нибудь в Сьерре.
Затянутый в эту пучину ужаса, Малко уже не мог понять, кто же прав. Моника наблюдала за выражением его лица.
— Ты не очень на меня сердишься?
Он притянул ее к себе и поцеловал.
— Ты не виновата. Это просто чудовища...
— Виновата, — перебила она. — Я сказала тебе неправду. Это были не просроченные лекарства для бедняков.
— А что же?
— Редкий препарат. Для человека, который очень болен и не может раздобыть его сам.
— Для Мануэля Гусмана?
Она молча наклонила голову.
— Ты член «Сендеро Луминосо»?
— Вообще-то нет. Я им только помогаю... По-моему, они правы. Эта система насквозь прогнила, ты сам мог убедиться.
— Но и те не лучше...
Она пожала плечами.
— Не знаю. Всегда хочется верить в лучшее... Скажи, как тебе удалось добиться, чтобы меня отпустили? Они были злы, как черти.
В ее голосе Малко послышалась тень подозрения, и он поспешил его развеять:
— Это все мой посол. Он был просто великолепен. Я должен был обедать у него, и он забеспокоился. Благодаря своим связям, он выяснил, где я нахожусь, и позвонил самому президенту, пригрозив международным скандалом в случае, если меня не отпустят. Ну, а я поставил условием, чтобы ты вышла вместе со мной. Президент Белаунде дорожит своей репутацией. Он приказал «Диркоте» освободить и тебя.
Монику Перес, казалось, удовлетворило его объяснение. Она встала. Тело се было все в синяках, но она вновь обрела свой обычный уверенный вид.
— Куда ты? — спросил Малко.
— Мне надо повидаться с друзьями, — ответила она, — успокоить их. Никто не знает, где я.
— Не боишься? Ты ведь не хотела возвращаться домой.
— Жизнь продолжается. Надо еще написать статью для «Вашингтон пост». Я должна зарабатывать на хлеб.
Вот неугомонная!
Она натянула джинсы и футболку.
— Возвращайся потом сюда, — предложил Малко, — так мне будет спокойнее.
Она поколебалась.
— Ладно.
— Возьми мою машину, — сказал Малко.
Он дал ей ключи от «тойоты», а когда она уходила, у него мучительно сжалось сердце. Дважды из когтей «Диркоте» не вырваться...
Малко в свою очередь оделся, взял такси и поехал к генералу Сан-Мартину. Тот встретил его с распростертыми объятиями. Прелестницы Кати не было видно.
— Вы еще легко отделались, — сказал генерал. — Это война не на жизнь, а на смерть.
— В «Диркоте» творятся немыслимые гнусности, — заметил Малко.
— "Сендерос" начали первыми, — возразил его собеседник.
Он достал из ящика письменного стола пачку фотографий и положил их перед Малко.
Это было омерзительно. Изрезанные на куски тела, отрубленные руки и ноги, выпущенные кишки... Вывернутая наизнанку пилотка на размозженном черепе солдата...
— "Сендеро Луминосо", — только и сказал генерал Сан-Мартин.
Он помолчал немного и продолжал:
— Они убивают темных крестьян, женщин, детей. Это безумцы. Если Гусман будет у нас в руках, мы не дадим им потопить страну в крови... Вы готовы лететь в Тинго-Мария?
— Готов, — кивнул Малко. — Но, может быть, прежде я сумею кое-что узнать от Моники Перес.
Он вздохнул — какой же тонкой была эта ниточка!
Малко покинул генерала Сан-Мартина, раздираемый противоречивыми чувствами. Ему придется просто-напросто предать Монику Перес...
Он вернулся в «Эль Кондадо». Моники не было. Она появилась много позже, когда он уже спал. Молодая женщина скользнула под одеяло и поцеловала его. От нее пахло писко и потом. Когда он уже думал, что она уснула, она вдруг прижалась к нему.
— Возьми меня, — попросила она, — только тихонько...
Он выполнил ее просьбу, действуя как можно осторожнее и бережнее. По телу Моники вдруг пробежала судорога, и он остановился, готовый оставить ее, но руки молодой женщины обхватили его, и она шепнула хрипло:
40 
