54 
Я была подлинной причиной похода женщин на Версаль; они хотели моей головы, они хотели вернуться обратно в Париж с королем и моими детьми — и со мной. Вернее, с моим изувеченным трупом, который по частям несла бы толпа женщин, похожих на жаждущих крови дикарей.
Я могла это понять по выражению лица Акселя. Мне никогда не доводилось видеть его таким встревоженным, и я никогда не видела, чтобы он опасался за свою собственную безопасность — только за меня.
Сен-При был осведомлен о наших с Акселем отношениях, но его единственным стремлением было сохранить монархию, и он знал, что Аксель — верный, надежный друг, и он может быть полезен. А кто способен быть более преданным, чем возлюбленный?
Сен-При немедленно созвал совещание верных министров, которые еще оставались здесь. Он заявил, что требуются незамедлительные действия. Мосты через Сену должны охраняться полком из Фландрии; Сен-Клу и Нельи должны быть удержаны. Королева с королевской семьей должны быть отосланы в Рамбуйе, а король с гвардейцами должен выступить навстречу толпе. С тысячью всадников и вооруженных солдат ему, может быть, удастся завернуть чернь, но если идущие сюда откажутся, то не остается ничего другого, как открыть огонь.
— А если это не даст результата, если в толпе окажутся вооруженные мужчины и женщины, если возникнет перестрелка? — спросил король.
— То тогда, сир, во главе войск вы должны будете отправиться в Рамбуйе. Там вы сможете разработать план по соединению с войсками в Меце.
— Гражданская война? — спросил король.
— Это лучше, чем революция, сир, — ответил Аксель.
— Это означает, что король подвергнется опасности, — заметила я.
— Мадам, — ответил Аксель, — вы подвергаетесь опасности в данный момент.
Король колебался. Я знала, что произойдет. Он выедет, но никогда не даст разрешения стрелять по женщинам. Отличный план Сен-При провалится, так как мой муж никогда не способен проявить твердость.
Я должна быть с ним. Я считала необходимым оставаться рядом. Более того, я не хотела, чтобы он столкнулся с опасностью, которую я не разделила бы.
Я повернулась к нему и сказала:
— Я считаю, нам следует быть вместе. Вы должны сейчас же отправиться со мной и со всей семьей в Рамбуйе.
Король колебался. Затем он решил, что не может просто бежать. Он должен встретиться с этими людьми. Мы продолжали обсуждение, а Аксель все больше и больше беспокоился. И вот нам сказали, что чернь уже почти подошла ко дворцу. У некоторых были с собой ножи, они выкрикивали угрозы, жаждали моей крови. Они хотели увезти короля в Париж.
— Сир, — сказал Сен-При, — если вы позволите народу забрать вас в Париж, то вы потеряете вашу корону.
Неккер, опасавшийся утратить популярность в народе, высказался против отъезда в Рамбуйе. И Людовик колебался между мнениями этих двух, то поворачиваясь и говоря Сен-При:
— Да, да, мой дорогой граф, вы правы. Мы должны…
То тут же Неккеру:
— Вы правы. Я должен оставаться дома. И мне:
— Мы должны быть вместе. Мы не должны разделяться.
Тем временем решающий момент приближался. Именно этого, как я подозревала, Людовик и желал. Его нельзя было заставить сделать выбор. Обстоятельства должны были сделать это за него. Он всегда был таким. Именно поэтому мы сейчас оказались на грани революции. Сейчас я это так ясно вижу — все шаги, приведшие к нашему падению, многие возможности, которые судьба предлагала нам, — и при выборе каждой Людовик проявлял нерешительность до тех пор, пока не оказывалось слишком поздно и решение уже больше от него не зависело.
Внизу во дворике лошади нетерпеливо били копытами, слуги ожидали распоряжений. Они продолжали ждать. Шел сильный дождь, и парижанки обмотали головы юбками, обмениваясь при этом непристойными выражениями, — они пришли за королевой.
Они в Версале — холодные, мокрые и злые, да и пьяные тоже, так как по дороге они разграбили винные лавки.
За этой толпой ехали Лафайет и Национальная гвардия. Намеревался ли он обуздать их, мы не знали. Мы никогда не были уверены в Лафайете, зная, что его действия всегда запаздывали и не приносили никакой пользы, мы подозревали, что он не так уж увлечен этой революцией, ради которой приложил столько сил. Его вдохновляли американские идеи и идеалы. Он, без сомнения, рисовал себе быстрое развитие событий, а затем создание нового государства на останках старого, в котором будут процветать свобода, равенство и братство. Но сейчас он имел дело не с колонистами, сражавшимися за идеалы свободы. Его армия впитала в себя подстрекателей и проституток, вскормленных на зависти, требовавших все время крови не потому, что они стремились к свободе, а потому, что они были охвачены жаждой мести. Лафайет был благородным человеком. Он, наверное, все понимал. Понимал, что разбудил неистовство страсти, алчность, зависть, леность, жадность, ярость и гордыню — все семь самых смертных грехов.
54 
