83 
– Бласко… они пришли за мной…
Жюли подбежала к нему. Бласко обнял ее и уложил рядом с собой. Она увидела шпагу и вздрогнула.
Эта молодая и беззащитная женщина совсем не походила на ту, которая так часто противостояла ему в повседневной жизни. Жюли, с гордостью заявлявшая о своей храбрости, была напугана, как ребенок. Она дрожала всем телом. Бласко прижал жену к себе, чувствуя, как ее сердце колотится рядом с его сердцем.
– Жюли… Жюли… – повторял он, целуя ее волосы.
Ее голос был еле слышным.
– Они заберут меня, – прошептала она. – Запрут в темницу и будут пытать!
– Никогда! – отозвался Бласко.
– Как ты сможешь это предотвратить?
– Как и прежде.
– В парижской гостинице мы были в безопасности. А какая безопасность может существовать для меня в Испании?
– Если не в Испании, то… в другом месте, – отвели он.
Жюли снова задрожала.
– Тебе придется отправиться туда со мной.
– Да, – кивнул Бласко. – Я не оставлю тебя.
– Я так боюсь, Бласко…
– Говорить о смерти легко, а вот смотреть ей в лицо… Ты не исключение, Жюли. Мы все храбры на словах и часто оказываемся трусами на деле.
– Бласко, прости меня…
– Мне нечего тебе прощать. Это ты должна простить меня.
– Ты спас мне жизнь.
– Ради чего? Ради существования рядом с неверным мужем?
– Ты не хотел жениться на мне.
– Я хотел позаботиться о тебе. Брак был единственной возможностью сделать это.
– Мне следовало быть добрее.
– Ты делала что могла. Мы с тобой не похожи друг на друга, Жюли. Ты горячая и решительная, а я хочу только покоя. Такие противоположные натуры иногда хорошо сочетаются, но между нами стояли наши верования.
– Иногда мне казалось, что ты равнодушен к религии.
– Если бы другие были к ней так же равнодушны, как я, в мире было бы куда меньше страданий, Жюли.
– Страдания не имеют значения. Мы должны искать и отстаивать правду.
– У правды много лиц, Жюли. Возможно, в чем то права твоя вера, а в чем-то – моя. Вряд ли правда целиком на стороне кого-то из нас.
– Ты говоришь так, чтобы отвлечь меня. Слышишь, как они поднимаются по лестнице?
– Да.
– Тогда, может быть, уже слишком поздно?
– Нет. Дверь заперта. Им придется взломать ее, что бы добраться до нас.
В наступившей тишине они слышали биение собственных сердец.
– Я молюсь, – прошептала Жюли.
– Я тоже. Мы ведь с тобой молимся одному Богу, верно? Интересно, что Он думает о наших религиозных разногласиях? Может быть, Он смеется над нашей глупостью и говорит: «Вы оба почитаете Меня, считаете вашим истинным Богом, но из-за различий в способах почитания вы жестоки друг к другу, хотя Я повелел вам любить». Возможно, Господь считает, что, споря из-за того, какими мы должны предстать перед Ним, мы нарушаем Его величайшую заповедь.
– Ты кощунствуешь, да еще в такой момент! Не делай этого, Бласко!
– Это долго не протянется, Жюли. Слышишь? Шаги совсем близко. Сейчас…
Жюли встала на колени, молитвенно сложив руки и закрыв глаза.
Бласко поднял шпагу.
– Матерь Божья, помоги мне, – пробормотал он.
Но ему ответил голос его матери:
– Бласко, я вынуждена тебя разбудить. Новости от доньи Марины! Сабина родила мальчика! Донья Марина отправила посыльного, но он задержался.
Бласко опустился на колени рядом с Жюли, прижал ее к себе и рассмеялся.
Он слышал, как его мать пытается открыть дверь.
– В чем дело? – отозвался он. – Мы еще толком не проснулись. Вы говорите, Сабина родила мальчика? Накормите посыльного и уложите его где-нибудь. Завтра утром мы выпьем за здоровье новорожденного.
– Завтра тебе придется поехать к донье Марине.
Бласко изобразил зевок.
– Хорошо, – сказал он.
Они лежали рядом.
– Так было в ту ночь, – прошептала Жюли. – Помнишь?
– Да. Под нашим окном проходила процессия к кладбищу Невинно Убиенных. Казалось, мимо пролетает ангел смерти. Жюли, мы прошли через это. Неужели нам не удастся жить в согласии, когда в объятия друг к другу нас толкает не страх.
– Может, и удастся, Бласко.
Он поцеловал ее, зная, что просит о невозможном. Страх этой ночи не решил главного для них.
Но в эту ночь они вновь были любовниками, как в парижской гостинице.
Гармония между ними исчезла на следующий день. Жюли была подавлена. Ночью она проявила малодушие, хотя, как выяснилось, опасаться было нечего, и теперь стыдилась своего страха.
83 
