ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Прилив

Эта книга мне понравилась больше, чем первая. Очень чувственная. >>>>>

Мои дорогие мужчины

Ну, так. От Робертс сначала ждёшь, что это будет ВАУ, а потом понимаешь, что это всего лишь «пойдёт». Обычный роман... >>>>>

Звездочка светлая

Необычная, очень чувственная и очень добрая сказка >>>>>

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>




  57  

Вы пишете, что с Вами согласен Суворин. Удивляюсь. Недавно Суворин писал мне: «приструньте актеров» и давал советы, касающиеся этого приструнивания. Во всяком случае, спасибо Вам за тему: буду писать Суворину и подниму в письме вопрос о пределах авторской компетенции.

Далее Вы пишете: «бросьте Вы к чёртовой матери Вашу пьесу»… Око за око: бросьте Вы к ядреной Ваше кредитное общество! Бросить пьесу — значит бросить надежду на гешефт.

Однако Вам надоело мое брюзжанье, а посему перейдем к текущим вопросам.

«Невинные речи» напечатаны все на одинаковой бумаге.

В Питер я приеду к декабрю. О многом потолкуем.

Не знаю, что ответить Вам на Ваше замечание о Давыдове. Может быть, Вы и правы. Я сужу о нем не столько по личному впечатлению, сколько по рекомендации Суворина, к<ото>рый писал мне: «Давыдову верьте».

Поклон Прасковье Никифоровне и св. Федору. Моя семья всякий раз шлет Вам поклоны, но я, простите, забываю писать об этом.

Когда мы будем обедать у Тестова? Приезжайте.

Ваш А. Чехов.

В Общество русских драматических писателей и оперных композиторов, 16 ноября 1887

336. В ОБЩЕСТВО РУССКИХ ДРАМАТИЧЕСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ОПЕРНЫХ КОМПОЗИТОРОВ *

16 ноября 1887 г. Москва.


18 16/XI 87.

Вступая в члены Общества русских драматических писателей и оперных композиторов, обязуюсь подчиняться уставу Общества и всем постановлениям общих собраний Общества.

А. Чехов.

Чехову Ал. П., 20 ноября 1887

337. Ал. П. ЧЕХОВУ *

20 ноября 1887 г. Москва.


20 н.

Ну, пьеса проехала… Описываю всё по порядку. Прежде всего: Корш обещал мне десять репетиций, а дал только 4, из коих репетициями можно назвать только две, ибо остальные две изображали из себя турниры, на коих гг. артисты упражнялись в словопрениях и брани. Роль знали только Давыдов и Глама, а остальные играли по суфлеру и по внутреннему убеждению.

Первое действие. Я за сценой в маленькой ложе, похожей на арестантскую камеру. Семья в ложе бенуар: трепещет. Сверх ожидания я хладнокровен и волнения не чувствую. Актеры взволнованы, напряжены и крестятся. Занавес. Выход бенефицианта * . Неуверенность, незнание роли и поднесенный венок делают то, что я с первых же фраз не узнаю своей пьесы. Киселевский, на которого я возлагал большие надежды, не сказал правильно ни одной фразы. Буквально: ни одной. Он говорил свое. Несмотря на это и на режиссерские промахи, первое действие имело большой успех. Много вызовов.

2 действие. На сцене масса народа. Гости. Ролей не знают, путают, говорят вздор. Каждое слово режет меня ножом по спине. Но — о муза! — и это действие имело успех. Вызывали всех, вызвали и меня два раза. Поздравление с успехом.

3 действие. Играют недурно. Успех громадный. Меня вызывают 3 раза * , причем во время вызовов Давыдов трясет мне руку, а Глама на манер Манилова другую мою руку прижимает к сердцу. Торжество таланта и добродетели.

Действие 4: I картина. Идет недурно. Вызовы. За сим длиннейший, утомительный антракт. Публика, не привыкшая между двумя картинами вставать и уходить в буфет, ропщет. Поднимается занавес. Красиво: в арку виден ужинный стол (свадьба). Музыка играет туши. Выходят шафера; они пьяны, а потому, видишь ли, надо клоунничать и выкидывать коленцы. Балаган и кабак, приводящие меня в ужас. За сим выход Киселевского; душу захватывающее, поэтическое место, но мой Киселевский роли не знает, пьян, как сапожник, и из поэтического, коротенького диалога получается что-то тягучее и гнусное. Публика недоумевает. В конце пьесы герой умирает оттого, что не выносит нанесенного оскорбления. Охладевшая и утомленная публика не понимает этой смерти * (к<ото>рую отстаивали у меня актеры; у меня есть вариант). Вызывают актеров и меня. Во время одного из вызовов слышится откровенное шиканье, заглушаемое аплодисментами и топаньем ног.

В общем, утомление и чувство досады. Противно, хотя пьеса имела солидный успех (отрицаемый Кичеевым и Ко) * . Театралы говорят, что никогда они не видели в театре такого брожения, такого всеобщего аплодисменто-шиканья, и никогда в другое время им не приходилось слышать стольких споров, какие видели и слышали они на моей пьесе. А у Корша не было случая, чтобы автора вызывали после 2-го действия.


  57