Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
14 
Людям, которым не суждено дойти до такого превращения, или людям, обладающим кошачьей памятью, привязывающейся ко всем пройденным этапам духа, книга Ахматовой покажется волнующей и дорогой. В ней обретает голос ряд немых до сих пор существований,– женщины влюбленные, лукавые, мечтающие и восторженные говорят, наконец, своим подлинным и в то же время художественно-убедительным языком. Та связь с миром, о которой я говорил выше и которая является уделом каждого подлинного поэта, Ахматовой почти достигнута, потому что она знает радость созерцания внешнего и умеет передавать нам эту радость».
Николай Гумилев. «Письма о русской поэзии» («Анна Ахматова. Четки». Аполлон. 1914. № 5).
- Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
- Пушистый кот, мурлыкает умильней,
- И яркий загорается огонь
- На башенке озерной лесопильни.
- Лишь изредка прорезывает тишь
- Крик аиста, слетевшего на крышу.
- И если в дверь мою ты постучишь,
- Мне кажется, я даже не услышу.
Май 1912
Флоренция
«Здесь все то же, то же, что и прежде...»
- Здесь все то же, то же, что и прежде,
- Здесь напрасным кажется мечтать.
- В доме у дороги непроезжей
- Надо рано ставни запирать.
- Тихий дом мой пуст и неприветлив,
- Он на лес глядит одним окном.
- В нем кого-то вынули из петли
- И бранили мертвого потом.
- Был он грустен или тайно-весел,
- Только смерть – большое торжество.
- На истертом красном плюше кресел
- Изредка мелькает тень его.
- И часы с кукушкой ночи рады,
- Все слышней их четкий разговор.
- В щелочку смотрю я: конокрады
- Зажигают под холмом костер.
- И, пророча близкое ненастье,
- Низко, низко стелется дымок.
- Мне не страшно. Я ношу на счастье
- Темно-синий шелковый шнурок.
Май 1912
Флоренция
Венеция
- Золотая голубятня у воды,
- Ласковой и млеюще-зеленой;
- Заметает ветерок соленый
- Черных лодок узкие следы.
- Столько нежных, странных лиц в толпе.
- В каждой лавке яркие игрушки:
- С книгой лев на вышитой подушке,
- С книгой лев на мраморном столбе.
- Как на древнем, выцветшем холсте,
- Стынет небо тускло-голубое…
- Но не тесно в этой тесноте
- И не душно в сырости и зное.
Август 1912
Слепнево
«Протертый коврик под иконой...»
- Протертый коврик под иконой,
- В прохладной комнате темно,
- И густо плющ темно-зеленый
- Завил широкое окно.
- От роз струится запах сладкий,
- Трещит лампадка, чуть горя.
- Пестро расписаны укладки
- Рукой любовной кустаря.
- И у окна белеют пяльцы...
- Твой профиль тонок и жесток.
- Ты зацелованные пальцы
- Брезгливо прячешь под платок.
- А сердцу стало страшно биться,
- Такая в нем теперь тоска...
- И в косах спутанных таится
- Чуть слышный запах табака.
14 ноября 1912
«Все мы бражники здесь, блудницы...»
- Все мы бражники здесь, блудницы,
- Как невесело вместе нам!
- На стенах цветы и птицы
- Томятся по облакам.
- Ты куришь черную трубку,
- Так странен дымок над ней.
- Я надела узкую юбку,
- Чтоб казаться еще стройней.
- Навсегда забиты окошки:
- Что там – изморозь иль гроза?
- На глаза осторожной кошки
- Похожи твои глаза.
- О, как сердце мое тоскует!
- Не смертного ль часа жду?
- А та, что сейчас танцует,
- Непременно будет в аду.
19 декабря 1912
В вагоне
«Столько просьб у любимой всегда!..»
- Столько просьб у любимой всегда!
- У разлюбленной просьб не бывает.
- Как я рада, что нынче вода
- Под бесцветным ледком замирает.
- И я стану – Христос, помоги! —
- На покров этот, светлый и ломкий,
- А ты письма мои береги,
- Чтобы нас рассудили потомки,
- Чтоб отчетливей и ясней
- Ты был виден им, мудрый и смелый.
- В биографии славной твоей
- Разве можно оставить пробелы?
«Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смирение – не слабость ли это духа, не простая ли сентиментальность? Конечно, нет: самое голосоведение Ахматовой, твердое и уж скорее самоуверенное, самое спокойствие в признании и болей, и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук – все это свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лирическую душу, скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную.
14 
