Особенно,... 
89 
– А Джейн, – вздохнул он, – умерла…
– Оставив сына Вашему Величеству, – заметила я.
– Как тебе нравится мальчик? Он не слишком болезненный?
– Он не такой крепкий, как Елизавета, но леди Брайан говорит, что нежные дети с возрастом меняются и становятся сильными.
– Я никогда не был хилым ребенком!
– Вашему Величеству нет равных в силе и здоровье. Даже ваш сын не может соперничать с вами.
– Хорошо бы он унаследовал это от меня! Я не прошу многого… Мария, пойми, я чересчур доверчив. Ты же сама видишь, что из этого получается. Я-то думал – встретил наивную, честную девицу…
«Ты говоришь так, будто у тебя не было ни жен, ни любовниц», – мысленно возразила я. Наша беседа со стороны могла бы показаться странной – отец говорил, а я молча смотрела на него, пытаясь изобразить на своем лице сочувствие, с трудом подавляя желание высказать вслух все, что накипело на душе, – и об Анне Болейн, которой отрубили голову мечом, специально заказанным во Франции, и о несчастной Катарине, хладнокровно отправленной им на эшафот…
– Дочь моя, – продолжал он все так же миролюбиво, – я желаю видеть тебя рядом с собой. Теперь, когда я остался совсем один, ты должна жить при дворе и заменить королеву. Отринем печаль, устроим пир, бал. Сделаем это ради наших подданных. Пусть люди повеселятся. Ты возвращаешься во дворец к отцу.
Он, широко улыбаясь, смотрел на меня, ожидая увидеть радость на моем лице.
Во мне боролись противоречивые чувства: с одной стороны, мне хотелось пожить при дворе и своими глазами посмотреть на все, что там происходит, а с другой – находиться постоянно вблизи короля было опасно.
Он не спускал с меня глаз. Я подумала: может, оно и к лучшему, а жить в страхе я привыкла.
– Вижу, ты не против, – ласково сказал он, по-отечески потрепав меня по плечу.
Таким я его еще не видела с тех пор, как мы с матерью оказались в изгнании.
* * *
Все изменилось – теперь я пользовалась расположением короля как его любимая дочь.
Потеря Катарины Хоуард не прошла для него бесследно. Он сильно сдал и уже не притворялся молодым, как раньше. Ноги у него страшно опухли, он мало двигался, но не отказывал себе в удовольствии хорошо поесть, а потому сильно растолстел. На его одутловатом лице едва видны были маленькие хитрые глаза и тонкие губы. Мрачный и раздражительный, он наводил ужас на придворных, но ко мне был неизменно добр.
Шпионы тут же разнесли по всем королевским дворам Европы, что здоровье английского короля ухудшилось, что его пятилетний сын – ребенок болезненный и что его дочь Мария снова в фаворе.
Вскоре французский король Франциск I бросил пробный шар, намекнув, что неплохо бы сочетать браком его сына, Шарля Орлеанского, с дочерью Генриха VIII.
Эта новость меня не обрадовала. Я уже почти примирилась с мыслью остаться старой девой. Я привыкла много читать, любила долгие прогулки на свежем воздухе, тихие беседы со своими фрейлинами. Такая несколько однообразная жизнь доставляла мне удовольствие, ведь покой можно оценить лишь тогда, когда ты был лишен его долгие годы.
А что ожидало меня при французском дворе? Нет, думала я, жизнь в тени имеет свои преимущества. Если уж выходить замуж и уезжать из Англии, то я предпочла бы быть поближе к императору. Или стать женой Реджинальда… но годы шли, и он был уже не молод.
Вся эта затея и вовсе показалась мне отвратительной, когда я узнала, что французские шпионы расспрашивали моих горничных о моих женских болезнях. Понятно, что их интересовало, не бесплодна ли будущая невеста – ведь у моей матери было много выкидышей.
Неизвестно, насколько серьезными были переговоры. Это зависело от расстановки сил на континенте: друзья так легко превращались во врагов, что брачный союз между королевскими фамилиями мог распасться еще до того, как стороны придут к окончательному решению.
Длительные торги за приданое навели меня на мысль, что мое предполагаемое замужество, знаменовавшее собой политический альянс Англии и Франции, было предупредительным жестом в сторону императора Карла. Отец предложил дать за мной приданое в двадцать тысяч крон, Франциск запросил двадцать пять. Шарль Орлеанский был не старшим, а вторым сыном короля – подчеркнула английская сторона. Неизвестно, что ответили французы, но не исключено, что выразили сомнение относительно моих прав на престол.
Торги шли долго и, похоже, безрезультатно, но мой душевный покой был нарушен. Я мечтала о семейном счастье, о детях, которых любила бы, как любила меня моя мать. А очередное безнадежное сватовство делало эту мечту все более недостижимой.
89 
