42 
– Что такое? – Я пальцем приподнял ее подбородок.
Она молча плакала. Блестящие слезы стекали по матовой коже к уголкам рта, и Кира слизывала их, водя языком то вправо, то влево. Мне не нужно было спрашивать, о чем она плачет. Если бы у меня хватило мужества, я бы тоже заплакал.
– Я начинаю влюбляться в тебя, дядя Дилан. А вчера вечером мне было страшно. Тебя окружала стена, построенная специально, чтобы не подпустить меня.
– Стена была, но не я ее построил.
– Не понимаю.
И я рассказал ей обо всем. Пришлось. У меня и мысли не было утаить это от нее, хотя я понимал, что мою готовность поверить худшему о ней она могла расценить как предательство. Я объяснил, что мое неверие в нее говорит больше о моей жизни, чем о ее. Она даже не вздрогнула.
– Как думаешь, он солгал или перепутал? – спросила она.
– Точно сказать не могу.
– Преподаватель Курто, – смеясь, сказала Кира, – должно быть, чуть в обморок не упала, когда ты сказал, что хочешь использовать мои рисунки для своей следующей книги.
– Пришлось бы вызывать «скорую».
Кира игриво шлепнула меня. Я снова притянул ее к себе, и мы упали на кровать. Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, она улыбалась мне и в ее черных глазах играл озорной огонек
– Что теперь? – спросил я.
– Стоила бы я те полторы сотни, которые, как сказал портье, за меня давали?
– Больше.
Раздался стук в дверь. Принесли мое охлажденное шампанское. Я прогнал официанта огромными чаевыми и толчком в плечо. Шампанское я открыл, как полагается, держа пробку и медленно поворачивая бутылку. Кира уже подставила пустой бокал, который я и наполнил – на один дюйм шампанским, на пять дюймов белой пеной. Сам я бокалом пренебрег и чокнулся бутылкой.
– И на сколько больше я бы стоила? – с напускной скромностью спросила Кира.
– Опять за свое? – Я безуспешно попытался усмехнуться. – Не знаю, на доллар с четвертью, может быть.
Она стукнула меня по руке, на этот раз менее игриво. Охнув, я потер ушибленное место.
– Ладно, я скажу тебе, на сколько больше ты стоишь. Ты стоишь остатка моей жизни. Если бы я думал, что есть шанс получить твое согласие, я бы попросил тебя выйти за меня замуж.
Ее лицо сделалось абсолютно непроницаемым. Она поняла, что я не шучу.
– Мне бы этого хотелось, – прошептала она, обвивая меня руками и ногами. – Предложи мне.
– Но я достаточно стар, чтобы…
– … сделать меня счастливой.
– А как же школа?
– Я внезапно потеряла всякий интерес к Риверсборо. Спроси меня, Дилан.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Да.
В этот момент я не думал о любви или о будущем, о детях и белом штакетнике. Я вспомнил фильм «День, когда Земля остановилась». Там есть сцена, в которой Майкл Ренни и Патрисия Нил застревают вместе в темном лифте, когда на всей Земле на полчаса отключают электроэнергию. И в эти полчаса, когда вся остальная планета предается панике, между Ренни и Нил, людьми в самом прямом смысле слова из разных миров, возникает нерушимая, не объяснимая словами связь. Даже ребенком, еще ничего не понимающим в любви и человеческих отношениях, я проникся силой этой связи, родившейся в темном лифте. Забавно, о чем только не подумаешь.
– Где ты? – прервала поток моего сознания Кира.
– Застрял в лифте.
Объяснить свои слова мне так и не удалось. Откинувшись, Кира выключила свет. Глотнув шампанского, поцеловала меня, влив часть вина мне в рот. Я проглотил слюну. Снимая с меня рубашку, она снова с нежностью поцеловала меня. Прошлась языком по волосам у меня на груди. Ухватила губами сосок, принялась сосать его, сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее. Я прижал ее голову, ее губы к своей груди. Маленькая ладошка скользнула по моему животу, Кира расстегнула ремень и пуговицу. После некоторых усилий брюки и трусы упали на пол.
Кира прикусила мой сосок. Сделала глоток шампанского, на этот раз прямо из бутылки, и встала на колени. Взяла в рот мой член – меня охватила слабость. Воздействие ее горячего дыхания и холодного вина на мою кожу оказалось настолько ошеломляющим, что у меня подогнулись колени. Но я сдержался. Я хотел оказаться внутри нее, обнимать ее, а не стоять над ней. Однако надвигающийся оргазм не позволил мне проделать это медленно и без суеты. Я поднял Киру, одновременно срывая с нее черную шелковую блузку. Пуговицы полетели во все стороны, рикошетом отскакивая от стен и окон, как многочисленные «колеса». Бюстгальтера, в котором всегда путаешься, по счастью, не оказалось.
42 
