45 
Увидев эти царапины, я испугался за себя, но еще больше за Киру. Я почувствовал подступающую к горлу тошноту, когда попытался разубедить себя в том, что увижу в комнате. С Кирой все в порядке, сказал я себе. Они просто избили ее, чтобы заставить меня отступить, прекратить поиски Зака. Или, может, они просто нагрубили ей, чтобы показать, что могут добраться и до меня. Лгал я плохо, особенно себе. Я прочел слишком много книг с подобным сюжетом. Реймонд Чандлер использовал его в одном своем рассказе еще до того, как придумал Филипа Марлоу. Я использовал его в книжке «В Милуоки в стикбол не играют».
Я застыл, руки приклеились к раковине. Я не мог заставить себя посмотреть на то, что, как я знал, увижу в комнате. Не важно, в какие игры я играл, не важно, какой тактический ход должен был сделать, сдвинуться с места я не мог. А затем, как по сценарию, я услышал в отдалении звук сирены. Разумеется, они все время действуют по сценарию. Теперь, если я хочу выжить, мне ничего не остается, как бежать.
Свадьбы не будет. Не будет невесты. Не будет попойки в «Ржавом шпигате», не будет Макклу, который расплачется посреди своего тоста в честь жениха и невесты. Не будет никого, кто поднимет нас на стульях в тот момент, когда клезмер-оркестр – тот, что знает какие-нибудь народные японские песни, – грянет хору. Не будет смущенных сродственников, пытающихся примирить суши с маринованной селедкой. Не будет смеха над нелепыми подарками. Не будет ни поцелуя у алтаря, ни разбитых бокалов, ни слов «мазель товс» – «возрадуйтесь», ни пожеланий счастья на японском. Кира была мертва.
Я не стал задерживаться на ней взглядом. Она ушла в лучший мир. С кровати, головой вниз, свисало только ее тело. Я знал, что обнаружит полиция. Мою кожу и кровь у нее под ногтями. Мою сперму в ее влагалище. Они могут прочесать ее лобковые волосы и найти мои. Она будет в синяках, может, в порезах, чтобы показать, что борьба была нешуточная. Копы найдут пустую бутылку из-под шампанского и, возможно, подброшенные наркотики. Я заметил, что плачу, прощаясь с ней.
Я побежал в номер Макклу. По пути моя скорбь сменилась отвращением к себе. Я не только добился того, что Киру убили, но и сотворил из себя наиглупейшего и идеальнейшего подозреваемого. Когда полиция начнет расследовать это преступление, то увидит по моему поведению, что я за кем-то следил. Официантка Сандра заявит, что я все утро расспрашивал ее о Кире. Она с чистой совестью заявит, что отвечала мне, потому что испугалась меня и мое поведение показалось ей параноидным – что-то там про мужчин, которые меня преследуют. Деньги она взяла, только чтобы не разозлить меня. Парень в магазине одежды скажет, что я купил одежду для маскировки – «В таком наряде да еще с этими очками вас и родная мать не узнает» – и повел себя странно, велев отослать старую одежду в Саунд-Хилл. Кассирша вспомнит мою неадекватную реакцию в ответ на простое требование пить кофе из соответствующей емкости. Студенты припомнят, что видели, как я торчал около всех аудиторий, где в тот день занималась Кира, кто-нибудь вспомнит, что видел, как я шел за ней. Ну а в качестве piece de resistance[17] преподаватель Джейн Курто перескажет мою довольно нескладную историю о желании использовать рисунки Киры для своей следующей книги. По-видимому, я вел себя иррационально, как одержимый, как параноик. Психоаналитики будут теоретизировать, что я был глубоко уязвлен своим недавним провалом в Голливуде, трагической смертью отца и исчезновением любимого племянника:
«Когда мистер Клейн обнаружил, что между его племянником и этой девушкой ранее существовали отношения, мисс Ватанабэ превратилась для него в навязчивую идею: пошатнувшаяся психика обусловила веру мистера Клейна в то, что мисс Ватанабэ каким-то образом виновата в исчезновении его племянника. Когда навязчивая идея превратилась в одержимость, параноидная мания мистера Клейна стала нарастать, пока не сменилась уверенностью в том, что мисс Ватанабэ не только ответственна за исчезновение его племянника, но и должна в конце концов понести наказание за свои действия».
На мне не было ничего, кроме гостиничного банного полотенца. Я и сам не понимал, почему бегу в номер Макклу, не знал я и что буду делать, когда туда попаду. Но о способности Макклу предчувствовать события ходили легенды, и, как говорили мне его старые приятели, Джонни видел неприятность, поджидающую за углом, еще до того, как они видели этот угол. Я знал, что Макклу там нет, но молился, чтобы он припрятал где-нибудь запасной ключ. Я цеплялся за соломинку. Даже соломинка представляется прекрасной альтернативой пропитанному кровью полотенцу.
45 
