— Не надо, — попросила Маша. — Я все поняла. Ты удалил Анну из Киева, чтобы Булгаков не стал писателем.
— Лира увидела другого хозяина. Рано ли, поздно, они бы пересеклись. Это чуть не случилось, в 11-ом году, на ваш Новый год. Но тогда я контролировал ситуацию.
«Новый год?
«Падал мелкий снег»», — подобралась Ковалева.
— Ясно.
Ясно ей было одно. Демон не сказал ей всей правды.
«Задницей чувствую!» — как присовокупила бы Чуб.
— Но, стань он не писателем, а врачом, — озвучила свое подозрительное непониманье она, — он бы стал человеческим врачом. А ты не выносишь слепых.
— Он изменил бы вас, — убежденно сказал Демон. — Он научил бы вас видеть.
— Видеть?
Не мучиться век за веком все теми же — «вечными» вопросами? Не разрушать построенное? Не убивать друг друга?..
Она не поверила.
Хотя и знала, из статьи в медицинском журнале, что «писателю Михаилу Булгакову принадлежат незаурядные клинические предвосхищения».
— Ты думаешь, он вылепил бы нового гомункула — искусственного человека? Как Преображенский, сделавший человека из пса?
— Не пытайте меня больше, — сказал Мишин Демон. — Нет смысла судачить о том, что только могло быть. Менять Прошлое позволено одним Киевицам. Или тем, кому Вы прикажите.
Он придавил ее взглядом.
— Нет, — после колких сомнений, отказалась от не прозвучавшего предложенья она. — Ты сам сказал, Лира не дарит человеку талант... Она помогает реализовать его истинный талант. Ты сам сказал, когда Миша и Лира повстречались, он начал писать. Разве не так?
— Как вам будет угодно. — Киевицкий отвернулся.
— Можно задать тебе вопрос?
— Вы постоянно задаете мне вопросы, не спрашивая моего позволения, — огрызнулся он зло.
— Ты никогда не жалел, что отказался от Анны?
— Ах вот вы о чем… Нет, — усмехнулся его профиль. — Те, кто Стоят по левую руку, не знают вашей слепой любви, и ваших бесконечных сожалений. Как тот несчастный, что ходит за вами.
— Какой несчастный?
— Вы не удостоили меня знакомства с ним.
— Я не поняла. Кто за мной ходит?
— Вы и впрямь слепы настолько? — Демон повернулся к ней.— Когда ж ты прозреешь? — Тыкнул он без раздражения, свойственного ему при поминании ее слепоты. — Я говорю о покойнике, стоящем за твоим правым плечом.
— О покойнике?
Недоумевая, Маша посмотрела через плечо.
— Ты видишь?
— Нет.
Серебряный палец рукояти щегольской трости нарисовал в воздухе пентаграмму…
И Маша увидела Мира.
— Ка-а-а-а! — раздалось за спиной.
Сжимая в лапах добычу, Демон-ворон летел прочь.
Но Маша не обернулась.
*****
— Это правда? — сказала она.
— Видимо, правда. — Мир Красавицкий опустил лоб. — Другого объяснения нет.
— Ты умер? Не может быть?
Маша думала, что потеряла способность говорить: «Этого не может быть». Ей казалось, она приняла: «В мире может быть все».
Но теперь не могла поверить.
Она коснулась его плеча.
Плечо было мягким — живым.
— Как ты попал сюда? В 1907? — Она не могла заставить себя повторить смертельный вопрос.
Вопрос казался абсурдным.
Мир не был привидением! Не был живым трупом!
— Я шел за тобой.
— И я не видела тебя?
Память вынула из кладовой недоуменный взгляд ведьмы Аллы, которой она указала на Мира.
Ведьма не видела, стоящего за ее правым плечом.
Память предоставила два необъяснимых приветственных кивка Демона-Прошлого, — он отвесил их Анне… и Мирославу.
Демон видел его!
Память достала крещатицкого приставалу — у него был такой вид, точно кто-то схватил его за шкирки.
— Ты оттащил того мужчину у старокивеской почты?
— Да.
— Ты оберегал меня? Но почему ты не сказал мне? Сразу…
— Я не знал, что я должен сказать.
— Ты не был уверен, что… мертв? — выговорила страшное слово она.
— Я не думал об этом, — с натугой сказал Красавицкий. — Я очнулся в больнице. Встал. Пошел искать тебя. Просто пошел. — Он смотрел перед собой.
— И где ты искал меня?
— Где мог. Я пошел в Башню, на Яр Валу. Но не мог попасть внутрь.
— Да, туда никто не может попасть. Кроме нас. И Акнир.
— Тогда я пошел к тебе домой. Я подумал, ты вернешься туда.
— Но, когда мы были с тобой в Прошлом, ты понял… — Маша покивала своей догадке, не ожидая подтверждения от Мира. — Ты понял, когда спасал Анну и Рику. Ты почувствовал, тебе не страшен медведь, тебе нечего бояться.