Сэра Томаса не забыли: его имя часто упоминалось в течение следующих нескольких недель. Когда кто-нибудь вспоминал чету Треслинов, миссис Полгрей многозначительно покачивала головой, но глаза оставались проницательными и настороженными.
Дейзи и Китти были менее сдержанны. Принося по утрам воду, они не торопились уйти. Мне очень хотелось знать, что говорят в доме, но было неловко спрашивать, поэтому я хитрила, и, кажется, мне удавалось их разговорить так, что они этого и не подозревали. С другой стороны, девчонки всегда были непрочь поболтать.
– А я вчера леди Треслин видела, – как-то утром сообщила Дейзи. – Несмотря на траур, она на вдову мало похожа.
– Да? Почему же?
– Не спрашивайте, мисс. Она бледная была, без улыбки, но что-то было такое в ее лице… понимаете, мисс.
– Боюсь, что не понимаю.
– Я была с Кэт. Она то же самое сказала. Что она будто ждет и довольна, что ждать осталось недолго. Хотя мне бы показалось, что год – это очень долго.
– Год? Почему год? – спросила я, прекрасно зная почему.
Дейзи взглянула на меня и хихикнула.
– Им сейчас некоторое время нельзя часто видеться, мисс. Он ведь здесь умер… можно сказать, на нашем пороге. Так и сказать могут, что они внушили ему умереть.
– Ну, это просто глупости, Дейзи. Как можно внушить кому-нибудь смерть?
– Да в том-то и дело, что тут ничего нельзя сказать точно.
Разговор приобретал опасный оборот, и я отослала ее, сказав, что должна торопиться, так как уже опаздываю, а когда Дейзи ушла, подумала:
– Значит, разговоры о них идут. Говорят, что он умер по чьему-то внушению. Ну, если это пока все, то не опасно.
Интересно, насколько они осторожны. Помнится, Филлида говорила, что влюбленные похожи на страусов: прячут головы в песок и, никого не видя, думают, что и сами никому не видны. Но этих двоих нельзя назвать неопытными любовниками.
Нет, думала я с горечью, наоборот, они очень опытны. Прекрасно знают людей, которые их окружают, и будут осторожны.
Несколько часов спустя, гуляя в лесу, я услыхала топот копыт неподалеку, а затем – голос леди Треслин:
– Коннан. О, Коннан!
Итак, они встретились… а встречаться так близко от дома вне всякого сомнения опасно и глупо. Меня скрывали от них деревья, но я ясно слышала обрывки их разговора.
– Линда! Тебе не следовало сюда приезжать.
– Я знаю… знаю… – она понизила голос, и конца фразы я не расслышала.
– Послать записку… – это уже Коннан. Его я разбирала лучше, может быть потому, что хорошо знала звук его голоса. – Твоего человека мог увидеть кто-нибудь из слуг. Ты же знаешь, как они болтают.
– Я знаю, но…
– Когда оно пришло?…
– Сегодня утром. Я должна была сразу же показать его тебе.
– Это первое?
– Нет, было еще одно два дня назад. Поэтому мне необходимо было видеть тебя, Коннан. Несмотря ни на что… Я боюсь…
– Это просто чьи-то злые шутки, – сказал он. – Не обращай внимания. Забудь.
– Но ты прочитай, – воскликнула она. – Прочитай!
Несколько минут было тихо, потом Коннан сказал:
– Понятно. Тогда остается одно…
Они тронули лошадей и спустя мгновение могли меня обнаружить. Я поспешила прочь. На душе было тревожно.
В тот же день Коннан уехал.
– По делам в Пензанс, – сообщила мне миссис Полгрей. – Сказал, что не знает, когда вернется.
И я подумала, не связан ли его внезапный отъезд с дурной вестью, которую сообщила ему утром в лесу леди Треслин.
Прошло несколько дней. Мы с Элвиной возобновили занятия. Теперь к нам присоединилась Джилли.
Работая с Элвиной, я давала Джилли простенькие задания, например, пересчитывать костяшки на счетах или писать буквы на подносе с песком или грифельной доске. Ей это нравилось, и мне казалось, что ей хорошо со мной, что она чувствует себя в безопасности. Когда-то она доверяла Элис и теперь перенесла свое доверие на меня.
Элвина поначалу взбунтовалась, но напомнив ей о необходимости быть добрым к слабым и беззащитным, я в конце концов настолько пробудила ее сочувствие, что она хоть и неохотно, но согласилась с присутствием Джилли на занятиях. Теперь же время от времени она бросала в ее сторону заинтересованные взгляды.
Коннана не было уже неделю, когда однажды холодным февральским утром в классную вошла миссис Полгрей. Это меня удивило, так как она редко прерывала занятия. В руке она держала два письма и была возбуждена.
Не извинившись за вторжение, она сразу перешла к делу: