— Сообщили?
Он покачал головой:
— Похоже, что ты даже не вызываешь у них подозрения.
— Я? А почему бы я вызывала?
— Потому что он выслеживал тебя… потому что каждому копу известен старый фокус с жаровней. — Он пожал плечами.
— Будешь продолжать в том же духе — и ужин отменяется. — Она стала выбираться с парковки. — Следующая остановка в Тернхаусе? — поинтересовалась она.
— Считаешь, что мне надо следующим же рейсом улетать отсюда?
— Мы хотели побеседовать с Дугом Бримсоном.
Ребус покачал головой:
— Ты и поговоришь. А меня перед этим сбрось где-нибудь.
Она вскинула на него глаза:
— Где?
— Сойдет любое место на Джордж-стрит.
Она все еще не отводила от него взгляда:
— Подозрительно близко к Оксфорд-бару.
— Я не имел это в виду, но теперь, когда ты сказала…
— Алкоголь и успокоительные нельзя мешать друг с другом, Джон.
— Я принял пилюли полтора часа назад. А кроме того, я отстранен от службы, помнишь? Так что могу позволить себе нарушить правила.
Ребус ждал Стива Холли в задней комнате Оксфорд-бара.
Заведение это было в числе самых малых пабов в городе — всего два зала размером не больше стандартной гостиной. В заднем зале стояли столики с креслами, и Ребус расположился там в самом темном углу, подальше от окон. Стены были выкрашены той же желтушной краской, что и три десятка лет назад, когда он впервые открыл для себя это место. Суровая старомодность интерьера могла бы отпугнуть новичка, но Ребус мог побиться об заклад, что журналиста это не смутило бы. Он позвонил в редакцию таблоида, которая находилась всего в десяти минутах ходьбы от бара. Он был краток: «Хочу поговорить с вами. Оксфорд-бар. Сейчас же». И он нажал кнопку отбоя, не дав Холли возможности сказать хоть слово. Ребус знал, что тот придет. Придет из любопытства. Из-за статьи, которая требовала продолжения. Придет, потому что такова была его работа.
Ребус услышал, как хлопнула дверь. Сидевшие за соседними столиками беспокойства у него не вызывали. Что бы они ни подслушали, они станут держать это при себе — здесь так принято. Ребус поднес к губам то, что еще оставалось в пинтовой кружке. Удерживать что-то в руке он мог теперь лучше. Сгибать запястье уже не было так мучительно больно. Виски он отверг. Шивон дала ему правильный совет — на этот раз он остережется. Он знал, что ум его должен оставаться ясным: Стив Холли не станет играть по его правилам.
Шаги на лестнице и тень, предшествующая появлению в задней комнате Холли. Журналист вглядывался в полумрак, протискиваясь между кресел к столику Ребуса. В руке у него был стакан, наполненный на первый взгляд лимонадом, правда, может быть, с добавлением водки. Слегка поклонившись, он остался стоять, пока Ребус жестом не пригласил его сесть. Холли сел, поглядывая направо и налево — по-видимому, ему было неуютно сидеть спиной к другим посетителям.
— Никто не выпрыгнет из темноты, чтобы треснуть вас по голове, — ободрил его Ребус.
— Наверное, мне стоит вас поздравить, — сказал Холли. — Я слыхал, что вы сумели утереть нос этому Джеку Беллу.
— Но ваша газета, кажется, поддерживает его кампанию.
Губы Холли дрогнули:
— Что не мешает ему быть мерзавцем. Полиции надо было не отпускать его в тот раз, когда его застукали с блядью. Что бы вам тогда звякнуть нам в газету, мы бы такие снимочки напечатали! Вы с женой его общались? — Ребус кивнул. — Совершенно трехнутая, — продолжал репортер. — Нервы в ужасном состоянии.
— Тем не менее она его защищала.
— Такова участь всех депутатских жен, не правда ли? — примиряюще заметил Холли.
— Мне нужна от вас одна любезность, — сказал Ребус, кладя на стол руки в перчатках.
— Любезность? — Ребус кивнул. — А в обмен на что?
— На особый статус в отношениях.
— В каком же это смысле? — Холли поднес к губам стакан.
— В том, что вы раньше всех будете узнавать от меня, как продвигается дело Хердмана.
Холли фыркнул, после чего должен был вытереть подбородок.
— Насколько я знаю, вы отстранены от дел.
— Что не мешает мне держать руку на пульсе.
— А что такого вы можете сообщить мне о деле Хердмана, чего я не мог бы отыскать десятками других способов?
— Зависит от вашей любезности. Я располагаю кое-чем, что другим неизвестно.
Холли отхлебнул еще из стакана и просмаковал во рту.