45 
– Они сейчас в замке Сан-Анджело.
– Пусть там и остаются. Тебе предстоит провести допросы по этому заговору и кое-какие показания послать в Неаполь… как, впрочем, и в Милан. А еще лучше – распространить их по всей Италии.
– Считайте, что с этим делом уже покончено, – проворчал Чезаре.
– Нет. С подобными делами не может быть покончено до тех пор, пока остаются свидетели.
– Хорошо. Я это сделаю… в подходящее время.
– Ну вот и превосходно, сын мой. Полагаю, подходящее время наступит до твоего отъезда в армию.
Чезаре вдруг сжал правую руку в кулак и ударил по левой ладони.
– И подумать только! – воскликнул он. – Моя родная сестра снова будет препятствовать нам!
– Она очень любила своего супруга.
– Она любила нашего врага! Папа тяжело вздохнул.
– Увы! Грустно сознавать, но в своем горе она, кажется, совсем забыла о наших интересах.
Чезаре пристально посмотрел на отца. Еще совсем недавно Лукреция была его любимым ребенком, и Чезаре мог поклясться, что в Ватикане она пользовалась большей благосклонностью, чем кто-либо. Сейчас Папа уже не восторгался своей дочерью. Странное дело – Чезаре должен был совершить убийство, чтобы уменьшить отцовскую зависимость от сестры. Глупая Лукреция! Она могла бы править Италией, для этого от нее требовалась лишь любовь к отцу – ее чистая, бескорыстная любовь, и больше ничего. Ей же понадобилось показать, что ее скорбь по убитому супругу превосходит любовь к родителю – и Александр, который всегда избегал неприятных впечатлений, отвернулся от своей чрезмерно эмоциональной дочери.
– Не могу отделаться от мысли, что этот супруг околдовал ее какими-то чарами. Когда он был жив, мы не удосужились повлиять на нее должным образом. Теперь она так убивается по нему, что об этом знает весь Рим. И народ – это сборище сентиментальных бездельников – уже плачет вместе с ней и вопит о расправе над человеком, который избавил Рим от предателя. – Чезаре повысил голос. – Санча и она… они только и делают, что утирают друг дружке слезы да причитают о его добродетелях. И вот, дорогой отец, Лукреция Борджа – моя сестра и ваша дочь – уже готова вместе со всеми взывать о расправе над своим родным братом!
– Она никогда не будет взывать к расправе над тобой, Чезаре. Она любит тебя… какие бы минутные увлечения ею ни владели.
– Уверяю вас, сейчас она не думает ни о ком кроме своего мертвого супруга. Разлучите их, отец, – вдвоем они причинят нам немало хлопот. Отошлите Санчу обратно в Неаполь. А Лукрецию – куда-нибудь еще. Ничего хорошего ее присутствие нам не сулит.
Папа ответил не сразу.
Он думал: пожалуй, здравая мысль. Действительно, пусть ненадолго уедет от нас. Пусть немного успокоится. В душе-то она все равно Борджа, – такая же, как и все мы. Лукреция, как бы сейчас ни страдала, не будет слишком долго оплакивать человека, которого не вернуть ни слезами, ни упреками. Небольшой отдых в каком-нибудь тихом уголке Италии – и она уже затоскует по Риму, по своей семье. Была ли она когда-нибудь счастлива без них?
Наконец он сказал:
– Ты прав, мой сын. Санча вернется в Неаполь. Что касается Лукреции, то она тоже уедет из Рима. Полагаю, недолгое пребывание в замке Непи благотворно подействует на ее расстроенные нервы.
И вот Лукреция покинула Рим и поехала по дороге Кассия, что вела через Фарнезе, Баккано и Монтеросси, – на север, в величественный и суровый замок Непи.
Расположенный на горном плато с многочисленными окружающими его ущельями и угрюмыми отвесными скалами, этот замок был будто создан для того, чтобы навевать мысли о бренности человеческих страстей перед лицом могущественной природы. Однако Лукреция осталась равнодушной к его мрачному и грозному виду. Сейчас ей хотелось только одного – одиночества.
На ней всегда были черное платье и черная вуаль, а на ее столе появлялась только глиняная посуда. На долгие часы она запиралась в своих покоях и предавалась воспоминаниям о тех счастливых годах, которые провела вместе с Альфонсо – заново переживала их первую встречу, свадебную церемонию, рождение маленького Родриго. Мальчик жил вместе с матерью, и, видя его, Лукреция тщетно старалась забыть ту страшную минуту, когда она вместе с Санчей вернулась из апартаментов Папы и нашла супруга распростертым на постели… бездыханным… убитым.
Страдания и безутешная скорбь ни на мгновение не покидали ее. Подписывая бумаги, она отныне именовала себя Несчастной Принцессой Салернской.
45 
